Владимир Пак, магистр психологического консультирования, психотерапевт, супервизор
О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
А. С. Пушкин
Есть выражение советского учёного Сергея Леонидовича Рубинштейна, что психология базируется на тысячелетиях житейского опыта, столетиях философских размышлений и десятилетиях точной экспериментальной науки. То есть наука в целом и эксперимент в частности — относительно новые явления для широкого круга людей. В этой связи актуальным будет разъяснение того, чем отличается житейское психологическое знание от научного.
Необходимо понять, как получается, хранится и транслируется знание. Для этого приравняем определение психологического знания как вида прошлого опыта определению памяти и сравним его в науке и жизни.
Житейская психология
Итак, как приобретается житейское психологическое знание?
В жизни, где каждый из нас может назвать себя психологом, мы в большинстве случаев внезапно сталкиваемся с какой-то конкретной новой ситуацией, к которой не были готовы мы и которая не была подготовлена заранее кем-то ещё, то есть ситуация с нами просто случилась. Конкретность ситуации и её спонтанность говорят:
а) о неуправляемости приобретения вместе с ней знания,
б) что у нас будет к этой ситуации какое-то отношение, но!
Но эмоциональная значимость данной ситуации для индивида (а весь житейский опыт связан с аффективной, то есть эмоциональной сферой) не может говорить о том, что это процесс собственно познания (мы узнаём что-то не ради того, чтобы узнать, а ради решения ситуации, в которую попали). То есть мы действуем, полагаясь на интуицию.
И в целях лучшего понимания интуиции включим воображение и обратимся к феномену Пиаже (напомню, что это один из самых крупных исследователей мышления): эксперименту с дошкольниками на стадии наглядно-интуитивного мышления, где Пиаже, изначально имея два одинаково наполненных «обычных» стакана «А» и «Б» и один более узкий и длинный стакан «В», переливал воду на глазах у ребёнка из «Б» в «В», спрашивая, где в итоге воды больше, в «А» или в «В»? И ребёнок, опираясь на то, что более наглядно для него, интуитивно отвечает, что в «В», принимая тем самым за целое то, что выше значит больше. Таким образом, интуиция – это всегда(!) риск неправильно обобщить. И поэтому обобщённые житейские знания достоверными назвать нельзя, если нет той конкретной ситуации, в которой они возникли.
Как житейское знание сохраняется?
В виде фразы, утверждения, соответствующего ситуации и контексту. Неважно даже, есть там логика или нет, потому что такая форма опыта безразлична к логическим противоречиям. Для примера возьмём любую книгу народной мудрости, в ней обязательно будут противоположные по смыслу пословицы или поговорки:
«Работа не волк, в лес не убежит» и «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда».
Всё зависит от контекста, т.е. тут достоверность эмпирическая, а не логическая. Запомнили? Двигаемся дальше.
Как воспроизводится в житейской психологии знание?
Казалось бы, такое знание более чем доступно: афоризмы, мудрость народа, пословицы, приметы, советы мам, пап и бабушек на лавочке. Но чего-то ему не достаёт. Того, что в нём не учитываются сопутствующие условия, и поэтому так проблематично снова воспользоваться им, потому что нет той конкретной ситуации. Поэтому и существует вечная проблема отцов и детей, потому что младшим приходится как бы заново проходить весь тот путь старших.
Вот и получается, что «Дуракам закон не писан. Если писан, то не читан. Если читан, то не понят. Если понят, то не так».
Научная психология
Как создаётся научно-психологическое знание?
В типичной (изначально уже претендующей на обобщение) ситуации созданного эксперимента с полным учётом условий. Интуитивные догадки исследователя оформляются в виде понятий, а идеи — в виде экспериментальных гипотез.
Хорошим примером послужит книга психолога Уильяма Джемса, который занимался тем, что описывал свой житейский опыт в терминах научной психологии.
После Второй Мировой войны инженеры-математики, которые пришли в науку, хотели создать свою модель человека, стремясь получить «чистые данные» и отказавшись при этом читать психологов. Через время ими было обнаружено, что всё, что они создали тяжким трудом, с буквальной точностью описал Джемс. Не отключаемся!
Как сохраняется научное знание?
Мы уже помним, что житейское знание хранится в виде ситуативно-контекстного утверждения. А в науке? В науке — это гипотеза. В качестве учёных мы можем изучать только то, что возможно проверить.
Есть даже легенда о том, что Иван Петрович Павлов увольнял лаборантов за использование житейского языка вместо понятийного аппарата теории высшей нервной деятельности. Поэтому когда вы слышите, что соседская собачка «такая умная» *делает умилительное лицо*, знайте, что это житейский язык, этого нельзя проверить. Мы также помним и о том, что житейское знание безразлично к логическому противоречию. Здесь же должна быть логическая система проверяемых гипотез, что есть одно из определений науки и научной психологии в частности.
Как воспроизводится научное знание?
С полным учётом условий. Вместе с искомой переменной перечисляются все влияющие на неё факторы.
Экспериментальный подход позволяет
а) оперировать данными, которые невозможно получить в рамках житейской психологии,
б) связно обобщить их логически, это позволяет выдвигать новые гипотезы,
в) структурировать эти данные в форме научных концепций и теорий, что служит фундаментом регулярного накопления знания.
Мы становимся «карликами на плечах гигантов».
А теперь о специфике собственно психологического научного знания. Психология, по замыслу её создателя Вильгельма Вундта, была наукой естественной (изучающей материальный мир). Но психология не может быть только естественной наукой, поскольку тогда пришлось бы изучать сознание бездушных существ, что невозможно, поскольку действует правило (сейчас ещё одна трудная фраза, приготовьтесь): человек является и познающим субъектом, и познаваемым объектом, объектом с внутренней активностью. И Вундт это понимал, поскольку создавал две психологии: объяснительную, о которой было сказано выше, и описательную для того, что ещё невозможно объяснить.
И из правила мы имеем два следствия:
1) Исследовательская интерпретация влияет на изучаемый психологический факт.
Например, когда из-за бытующего у психологов в конце XIX в. представления о чувственном органе, как о просто приёмном устройстве, измеряли кожную чувствительность, поместив руку человека в гипс. Ближе к нашему времени представления изменились в пользу того, что чувственный орган (например, рука) должен активно исследовать реальность, и, если движения не будет, не будет адекватного восприятия. Тогда вынули руку из гипса и измерили показатели чувствительности, которые получились в 5-6 раз выше предыдущих. Ещё были попытки исследовать познавательную активность годовалых детей, в то время как мать была в другой комнате. Из-за неверного понимания учёными единицы измерения результаты получались крайне низкими, потому как ребёнок не может существовать самостоятельно, отдельно от матери в первый год жизни.
2) Второе следствие характерно именно для психологии, потому что речь идёт о том, как понимание испытуемого может влиять на сам психологический факт.
Пример из эстрадного гипноза: гипнотизёр Мессинг читает мысли по руке. В науке чудес не бывает, это важно помнить. И в науке есть объяснение: у Мессинга была повышенная чувствительность к идеомоторике, то есть к движению тела, вызванного мыслью. А вообще такая чувствительность — природный атавизм, который человеку не нужен. И Мессинг знал, как это объясняется научно, даже вежливо соглашаясь, но он считал себя пришельцем, у которого миссия спасти землю. Он действительно так считал. И не надо его переубеждать. Если что-то работает, незачем это исправлять. Если математик не станет серьёзно разговаривать с человеком, который утверждает, что дважды два равно пяти, то психолог сталкивается и вынужден иметь дело с любыми представлениями человека о себе.
И тут мы говорим о равноправности житейского и научного знания. Ещё Фройд, который догадался, что особенности людей возникают отнюдь не случайно, и причины могут быть найдены в периоде раннего детства, считает ошибкой открыто рассказывать пациенту причину его недуга. Он называет это диким психоанализом, чем грешат сейчас многие из тех, кто научился мало-мальски понимать причины, и трезвонит о них со всех столбов телеграфных.
По Фройду, пациент этого, во-первых, не примет, во-вторых, может быть усугубление его симптома. И он продолжает, что существует два вида знания о причинах симптомов – житейское и научное, они равноправны. И процедурой передачи будет терпеливый диалог одного знания с другим.
Вот об этом диалоге, или сотрудничестве, а точнее 3 (трёх) формах такого сотрудничества ещё пару слов.
1. В одном человеке встречаются научный и житейский психолог.
Не всегда специально, но нередко такая практика присутствует у людей, стремящихся самостоятельно познать, изучить или даже излечить себя с помощью той или иной психологической теории или концепции. Риск данного мероприятия заключается в том, что при самостоятельном нахождении причин недугов и избавлении от них человек меняется радикально. Вспомним рассказ М. М. Зощенко «Повесть о разуме»: писатель победил тяжелейшую депрессию с помощью определённых упражнений из психоаналитической практики, но потом стал переписывать свои труды, фактически убивая себя как писателя.
2. Житейский опыт ложится в основу научного метода.
Ярким примером является логотерапия Виктора Франкла. Пройдя через концентрационный лагерь, он создал терапию по сути для себя, положив в её основу фразу Ницше: «Тот, кто знает, «зачем» жить, преодолеет любое «как». И методом послужило правило, фраза, что если чего-то очень-преочень захотеть, то этого не случится, который Франкл назвал парадоксальная интенция.
3. Для понимания своих проблем необходим научный язык.
В обыденной жизни люди используют множество слов из научной психологии: комплекс, стресс, архетип, депрессия, эмпатия, невроз, социопатия, вытеснение и т.д. Значения зачастую отличаются от тех, которые были даны наукой изначально.
Например, слово “стресс”, по Гансу Селье, было сугубо физиологическим понятием со значением напряжения в ситуации жизненной опасности. Уже после стресс разделился на физиологический и психологический.
Психологический стресс также расходится на эмоциональный, который является состоянием с чрезмерной напряжённостью, сопутствующей разладу деятельности, и операциональный стресс, который как раз и необходим для её (деятельности) поддержания.
Фройд, в последние годы жизни был болен раком ротовой полости, и примечательно здесь то, что именно ту существенную боль, которая возникала (а ведь доктору пришлось перенести более тридцати операций, некоторые из которых были неудачными, а затем ему и вовсе удалили часть челюсти), он считал помогающей ему оставаться работоспособным.
Итак, мы с вами познакомились с двумя видами психологического знания: разобрались в их приобретении, сохранении и воспроизведении. Сказали, что житейское знание отличает стихийность приобретения без возможности передачи другим в том виде, в котором они могли бы им более-менее постоянно пользоваться без оглядки на контекст. Напротив знание научное приобретается в обстановке полного учёта условий и описания всех влияющих на искомую переменную факторов с оформлением данных и результатов эксперимента в виде проверяемых гипотез, что способствует аккумуляции и передаче знания. Затем мы поговорили о специфичности научно-психологического знания, о том, что психология находится на стыке естественных и гуманитарных наук, и паре следствий, которые возникают при этом. Далее мы обозначили равноправность двух видов знания и наметили три области, в которых эти виды знания сосуществуют: когда они встречаются в одном человеке, когда житейский опыт лежит в основе научного метода и когда для понимания собственных проблем научный язык становится необходим.