Автор: Ростислав Кривоногов
Глазами влюбленного. Влюбленного в искусство.
За свои 20 лет я успел поездить по России. Это были самые разнообразные города. Все они мне были безразличны; я не чувствовал никакого интереса ни к их архитектуре, ни к природе, ни к их истории. Я, вообще-то историк по образованию, — ну, это не важно. Безразличие – это то, с чем я хорошо знаком.
Перед поездкой в Питер я был, как обычно, совершенно спокоен, не ощущал никакого романтического флера города, старательно создаваемого активистами и активистками инстаграма (к тому моменту еще незапрещенная организация в РФ). Меня не трогали все эти фотографии у Исаакиевского, или восторженные посты туристов, прибывших из «северной Пальмиры». Теперь, познакомившись с философией, я думаю, что у меня работала фоновая программа, осуществляющая процедуру «феноменологической редукции»: я отбрасывал все предварительные суждения, оценки, установки относительно этого города.
Ну, вы уже, наверное, предположили, что логика моего повествования влечет мою речь к моменту, когда я должен написать «мое холодное редукционистское сердце растаяло, как только я ступил на тротуар Невского проспекта». Это так, но не совсем…
Дело в том, что я давно влюблен в то, чего, как правило, на улицах городов мало или это скрыто шумом истории: вывесками, суетой, идущими по улицам людьми. Моя любовь – это искусство. И еще больше я люблю его исследовать: рассматривать через анализ. Ну, вот такая любовь. Поэтому основной моей «хотелкой» было посетить главный музей России и оценить чисто художественную сторону отмеченных мной произведений, а также насладиться методами художественной выразительности, которые использовали великие мастера.
Важно сказать, что вживую шедевров я никогда не видел до этого… Точнее сказать, картины то я видел, но я о шедеврах, о масштабе живописцев! Для меня, как для человека, который считает, что все достижения в масляной живописи были осуществлены в Европе в конце XVI в.-XVII в. и отчасти в XVIII и начале XIX в.. было обязательным направиться в залы музея именно с западноевропейской живописью.
Рядом с интересом к технике живописи в моем сознании гнездился тревожный вопрос: «Поразит ли меня то, что я увижу?». Я боялся, что возникнет чувство неловкости, если вдруг восторга не произойдет. Этакое первое свидание с объектом твоей влюбленности по фото, когда всегда есть высокий процент неопределенности и большая вероятность разочарования.
Войдя в залы, то есть, обретя физическую близость с произведениями искусства, я постарался изгнать «уникальное ощущение дали» этих произведений. Иными словами, я старался не подпасть под то, что известный немецкий философ Вальтер Беньямин называет «аурой» произведения, под ауру места и уникальности, под ауру единственности, чтобы анализ живописи не был закрыт чувством ослепляющего восторга от вещей, не имеющих отношения к живописи!
Это было амбициозной задумкой! Я пролетал мимо тех залов, в которых не было отмеченных в моем плане картин (а я поставил целью увидеть зал Тициана, зал Рембрандта, зал Рубенса и зал Тьеполо). Я был холоден к очарованию внутреннего убранства Зимнего и большинству выставленных картин на маршруте – все это я проглядел, оно не стало предметом моего внимания. Я не помню процентов 90% просмотренного – это было просмотрено, но не увидено. При этом у меня нет ни капли сожаления. Когда я увидел Кориолана Джованни Баттиста Тьеполо — мое сердце пропало с радаров этого мира. Более того, я точно знаю, что в следующее посещение Эрмитажа буду стоять в тех же самых залах, и даже ограничу количество рассматриваемых произведений, иначе есть проблема (а для меня перспектива!) – остаться там на все 24 часа.
Кстати говоря, вероятно, такой метод осмотра является правильным. Дело вот в чем и первым это заметил французский поэт и критик начала XX в. П. Валери, говоря о шпалерной развеске картин в своей статье «Проблема музеев». Он говорит о «власти живописи» или даже о «насилии прекрасным»: «Я исполняю упражнение особого рода, совершая прогулку, причудливо очерченную творениями красоты и ежемгновенно кидающую меня вправо и влево, от шедевра к шедевру, среди которых мне надлежит вести себя, как пьянице среди стоек». Это «удручающее ощущение великого количества великих мастеров», картины «ревнуют друг к другу, дерутся за взгляд, который приносит им жизнь». Дело в том, что «Ухо не могло бы слушать десять оркестров сразу».
То о чем говорит П. Валери можно прочувствовать, когда заходишь в залы искусства Фландрии с многочисленными натюрмортами или даже в залы Рубенса, где всё это живописное богатство висит в количестве по 8-12 полотен, очень плотно заполняя стену. Реально можно ощутить «раздавленность наследием», перенасыщенность, поток прекрасного шире и больше воронки рецепторов воспринимающего. Уважаемые директора, традиция и правила классических музеев, смилостивитесь над нами — над посетителями подготовленными и, что еще более важно, неподготовленными! Было бы интересно остаться в том же зале Рубенса, но если бы только в нем осталось всего 1-2 полотна. Другие ощущения возникают в зале Рембрандта, где комнаты разделены стенами так, что в нашем обзоре получается всего 2-3 картины. Таков же зал и с голландскими караваджистами (Геррит ван Хонтхорст, Хендрик Тербрюгген, Матиас Стомер). У нас увеличиваются шансы воспринять это художественно-эстетическое обилие.
При эстетическом восприятии мы не только получаем наслаждение и духовное обогащение (в последствие), но и отдаем существенную часть энергии. Кстати говоря, о нечто подобном мне рассказал старший товарищ, один из авторов журнала «ПИР». Он говорил про свою поездку в Италию, и тезис был примерно следующий: «Во Флоренции тяжело находиться более 2-3 дней. Искусство просто везде! Тут ты начинаешь понимать, что означает архитектура власти и (что самое интересное) власть архитектуры». То есть количество и качество триггеров, включающих эстетическое восприятие, — сумасшедшее. Сразу вспоминается, так называемый, синдром Стендаля, который я не испытывал, но что-то пограничное, вероятно, ощущалось.
Известный отечественный эстетик В. В. Бычков тоже замечает такую проблему и невольно задается вопросом по типу «А что было бы, если в музеях стояли исключительно шедевры», он спрашивает: «Что с ними делать? Как их переварить?». Как бы отодвигая в тень этот риторический вопрос, он следом опять подчеркивает проблематику: «Мне, например, и одного-двух живописных шедевров (а музыкального – одного) вполне хватает для полного духовно-эстетического насыщения в какой-нибудь европейской галерее (на концерте)».
Как и положено возникает закономерный вопрос. Как быть нам – путешествующим -, которые не могут позволить сегодня ограничить свой просмотр лишь парой вещей из Рубенса, когда завтра ты уезжаешь из этого города, но за каждым следующим углом в музее манят строгие Да Винчи и Джорджоне, жесткие в стетотени караваджисты и некоторые испанцы (Рибера), мягко-сглаженные формы и колорит Эль-Греко?! Придется выбирать. Количество или качество – вот в чем вопрос! Мои пожелания: путешествуя, ходите в музеи аккуратно и разумно! Любите, но не всё сразу! Это уже будет кратко напоминать, так называемый, вкус. Это уже не просто потребительский режим, вернее, уже совсем не он.