Автор: Кривоногов Ростислав
Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты.
И вспыхнет радуга созвучий
Над царством вечной пустоты.
Н. Гумилев
Начиная с 3-го выпуска журнала, я пишу об определенной теме, постоянно, так или иначе, связывая ее с искусством. Придет время, наступит час, когда главред объявит: «Тема грядущего выпуска – искусство!». Быть может эмоций будет столько, что я растеряюсь от этой свободы выбора и, так по-современному – оставаясь в перформативном молчании, — вообще ничего не напишу, но сегодня не тот день…
Пока что продолжу свою затянувшуюся заметку о чем-то через оптику среднестатистического любителя прекрасного. Тем более, магистральная тема выпуска и есть искусство – мы поговорим о художественной литературе. В сегодняшнем случае – о типах отражения представлений об искусстве в художественной литературе.
Остановлюсь на двух типах и рассмотрю двух авторов. Первый из них – испанский писатель конца XX-XXI вв., Артуро Перес Реверте, ныне живущий и здравствующий в своем 71-летии. Известность к нему пришла достаточно рано, и уже в начале 90-х по его романам начали снимать экранизации (на мой вкус, отвратительные). Наиболее ясным и лаконичным ответом на вопрос об авторе будет предположение. Творчество Реверте – это нечто среднее между, очень популярным и слегка презираемым некоторыми снобами, Дэном Брауном и, не менее популярным, но более авторитетным в среде гуманитариев, Умберто Эко.
В своем романе «Фламандская доска» он берется за беспроигрышный вариант: детектив, мир коллекционеров, антикваров, реставраторов, убийство, картины, шахматы… Расследование убийства в истории, найденного через полотно, и убийства в реальном мире. Реверте строит голливудское представление о загадке скрытой искусством и/или потаенной в искусстве. Каким искусством? Что у нас самое известное в истории живописи? Дали, Пикассо, Импрессионизм, Воз… О! Эпоха Возрождения, XV век. Ну нет, слишком «литературно» (читай, образцово). Тогда этот же период, но возьмем фламандцев. Уже интереснее. На картине художника Питера ван Гюйса (выдуманный творец) разыгрывается шахматная партия, своей расстановкой фигур указывающая на убийство и убийцу, нужно лишь доиграть партию, чтобы узнать разгадку. Реверте заточил загадку (убийство) в загадке (в живописи), решением которой служит другая загадка (шахматная партия). Горячо, да еще и подправлено испанским колоритом. Любой, мало-мальски любящий живопись зритель, точно учует эту пиренейскую перчинку. Я сейчас говорю даже не про великих испанских караваджистов (Мурильо, Рибера, Сурбаран), виртуоза из виртуозов (Веласкеса) или Гойю. Я намекаю на живопись Испании импрессионистического характера конца XIX в. Соролья, Фортуни, Мадрасо, Касас и другие, и другие, и десятки других. Испания – это особая традиция в искусствах, распространившаяся далеко за пределы континента. Пытливый наблюдатель учует этот привкус, навеянный испанским писателем.
А кто же берется за расшифровку ребуса? Реставраторы в поле искусства в России – незаслуженно являются малозаметными фигурами. За рубежом же ситуация другая, их немногочисленные монографии по технологии и технике живописи и по формально-стилистическим особенностям – «разлетаются как пирожки». Неудивительно, что Реверте главным героем избрал именно реставратора/ку. Кто же еще более явно подходит на роль разгадывателя загадок, как не тот, кто копошится с лупой в кабинете и заглядывает под живописный слой веков. Реверте в своем романе представил конвенциональную, где-то слишком популярную, картину мира искусства.
Другим автором с отличным типом письма об искусстве является фигура Марселя Пруста и его 7-ми томный magnum opus «В поисках утраченного времени». Здесь Пруст — сам как художник и настоящий философ, который делает самостоятельные, самоценные, компетентные суждения о готических церквах, об итальянских городах, о природе искусства, о музыке. Глубину Прустовских суждений об искусстве оценивал авторитетный французский исследователь Ж. Делёз, продолжая ход мыслей которого, можно предположить, что сами эти суждения сродни искусству или, в терминологии Делеза, «знаку искусства» [1], — с этим я согласен.
На момент написание романа, то есть на рубеже веков – в первой трети XX в., его заметки являлись более чем проницательными. Вот одна из таких, касающаяся природы революций в искусстве и нашего восприятия этих революций: «Ведь на всё предыдущее мы смотрим, не принимая в расчет, что длительный процесс усвоения превратил его для нас в массу, хотя, конечно, и не совершенно одинаковую, но в общем однородную, где Гюго является соседом Мольера» [2, с. 448]. Здесь, Пруст замечает, что мы не улавливаем прошедшие революционные сдвиги в искусстве, так как для нас они – это исходная точка. Между Мольером и Гюго мы не видим такого разрыва, как между этими двумя и, например, Бодлером. Между Рубенсом и Бугро мы не видим такого различия, как между этими двумя и, например, Мане. Между кем-то и кем-то в прошлом и нашим современником. Пруст поясняет: «Конечно, поддаваясь той же иллюзии, благодаря которой на горизонте все сливается, легко вообразить себе, что все революции, происходившие до сих пор в живописи или музыке, считались все же с известными правилами, а то, что мы видим сейчас: импрессионизм, искания диссонансов, исключительное пользование китайской гаммой, кубизм, футуризм, — оскорбительно непохоже на всё предыдущее» [2, с. 447-448]. Француз дает дельный совет. Размышления в подобном ключе, способны сберечь как от снобизма, так и от наивного суждения.
Есть только один автор до боли похожий на Пруста в своем анализе искусства – это Джон Рёскин, один из первых и крупнейших художественных критиков. Вернее будет сказать, конечно, что это Пруст состоялся как теоретик искусства всецело под влиянием Рёскина: он переводил сочинения англичанина, совершал паломничество по местам «флорентийских прогулок». Кроме того, Пруст, судя по всему, придерживался аналогичных эстетических принципов, а также перенял Рёскиновскую форму изложения о прекрасном, вплетая ее в автобиографический жанр, где «отсутствует четкая композиция» [3]. Тем не менее, гений француза превзошел своего «учителя» в области эстетики.
Пруст передает момент эстетического открытия. Сложно указать на то, где и как, — он разлил это по всему произведению, чтобы ощущение данного чувства периодически возбухало и затихало. Но ведь такова природа прекрасного по мнению самого писателя – оно ускользает. Герой сладостно предвкушает поездку в Венецию, просмотр произведений Карпаччо, игру Берма, личность Бергота. Непосредственно в момент созерцания герой оказывается в оцепенении: «Но в ту же минуту кончилось все мое удовольствие: как я ни устремлялся к ней слухом, зрением, сознанием, стараясь не упустить ни одной крупицы из того, чем я должен был бы восхищаться в ней, мне ничего не удавалось уловить» [2, с. 384]. Однако, впоследствии герой осознает, что что-то он все-таки приобрел, а именно, ощущение, которое попадает в коллекцию. Момент эстетического открытия и есть пример времени, которое обретают, но сама эпопея Пруста – это пример связи с временем обретенным. Обретенное время – ключевой концепт для французского писателя, комментарий к которому мне сейчас трудно сформулировать. Я только на втором томе.
В заключение можно было бы посоветовать кое-что. Тому, кто хочет более легкого чтива с экшеном, расследованиями и знакомым искусствоведческим «вайбом», я советую роман Артура-Переса Реверте «Фламандская Доска». «В поисках утраченного времени» намного более сложное и глубокое произведение в философском плане. С искусствоведческой стороны, многие тезисы Пруста утратили актуальность, но в других местах можно найти перспективные (для обновления категориального аппарата) метафоры, сравнения и примеры.
Ну и еще… Есть вероятность, что если осилите всего Пруста, то французы примут Вас за своего, поэтому будьте осторожны!
Список литературы:
- Делез Ж. Марсель Пруст и знаки. Статьи. — СПб: Алетейя, 1999. — 190 с.
- Пруст М. В поисках утраченного времени. Полное издание в двух томах. Том 1: В сторону Свана. Под Сенью девушек в цвету. Германт. / Пер. с фр. – М.: «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2018. – 1247 с.: ил. – (Полное издание в двух томах).
- Субботина Г. А. Марсель Пруст и другие: роман «В поисках утраченного времени» в литературном и биографическом контексте. – Изд-во МГОУ, 2011.