О чём, собственно, речь?
Я вновь берусь за написание заметки о выездном мероприятии Интеллектуальных сред. Ведь если о чем-то не написано, то, считайте, этого и нет вовсе. На этот раз, господа, я предлагаю вашему вниманию самое масштабное и значимое мероприятие проекта Интеллектуальные среды — крымскую летнюю школу. Вернее, предлагаю вам то, чего никто другой не предложит — экскурсию по летней школе. О ней ходит много слухов, много домыслов окружают её, вокруг её образа веет таинственностью. И лишь немногие могут испытать этот опыт на себе, и только избранные могут понять, что с ними на самом деле произошло.
Я даю вам уникальную возможность приоткрыть завесу тайны и посмотреть, что же такого случается в летней школе Интеллектуальных сред. Но не обольщайтесь. То, что я напишу здесь, будет лишь сюжетным пересказом, и не сможет передать всей глубины этих эпических событий. И пока вас ещё не переполнило томление от ожидания этого захватывающего приключения, начнём наш увлекательный и опасный путь по крымским просторам.
Если до этого времени вы воспринимали мои слова серьёзно, наверняка вы ожидали, что я расскажу что-то о том, как группа Интеллектуальных сред сражается с драконами, переправляет кольцо всевластия на высокую гору-вулкан, чтобы изничтожить вселенское зло, или спасается от орков на орлах. Но всё, конечно, гораздо прозаичнее. Мы вообще-то собираемся философией заниматься, а не альпинизмом, который буквально захватывает дух, и не косплеем, который позволяет хотя бы по внешним основаниям почувствовать себя 2D-тян или 2D-куном (обобщенные названия аниме-персонажей — прим. С.М.). Наверняка кто-то из вас, мои читатели, проходил университетский курс философии, и вам приходилось созерцать всю эту кабинетную прелесть вечного-бесконечного. Все эти трансценденции-акциденции и прочие странные слова, приправленные соусом преподавательского отчуждения, оставляют долгоиграющее “приятное” послевкусие давящей скуки. Узнали? Согласны? И вы, наверное, сейчас думаете, что я встану на защиту сред и скажу что-то, вроде: “В интеллектуальных средах нет ничего подобного, среды так утоляют жажду знания, и я чувствую себя человеком”. Но всё не так, господа. Как говорили древние греки, “прекрасное — трудно”. И если темы предыдущих летних школ по вербальным формам и игре ещё давали какой-то намёк на лёгкость, то в этот раз заявленная тема сразу же пресекла все поползновения в эту сторону. Эта тема — “философские концепты Мишеля Фуко”.
Да кто такой этот ваш Мишель Фуко?!
И первый концепт, который я открою здесь — это “послушное тело”. О нём вы можете прочитать в книге “Надзирать и наказывать”. Этот концепт показывает, что многие общественные институты работают не по своему назначению. Вместо этого они муштруют человеческие тела. Пример — наши общеобразовательные школы. Заметили, как стоят в школах парты? Помните тот долгожданный звонок? А строгие речи учителей и записи в дневник? Может быть, это как-то косвенно связано с образованием, но напрямую, как пишет Мишель Фуко, это связано с муштрой и властвованием.
А заговорил я про послушное тело по следующей причине. Чтобы нефилософу, вроде меня, прочитать философское наследие Фуко, нужно нехило так себя вымуштровать. Чего стоит только одна 700-страничная “История безумия”, не говоря о знакомстве с его лекциями и поиском интервью в сборниках “Интеллектуалы и власть”. Ну и чтобы вы понимали уровень распространённости идей Фуко. Когда я ходил по столичным книжным магазинам и спрашивал консультантов о книгах Фуко, последние упорно хотели мне продать книги более знаменитого у нас старого француза Ларошфуко. А теперь прикинем эту особенность подготовки ещё человек на 15 с разным уровнем подготовки. И даже на наших штатных философов. Ведь не все философы специализируются на Фуко. Прикинув, мы увидим, что основы бесед о философии Фуко, на которые мы замахнулись, упираются помимо знания самих работ Фуко, ещё и в историю философии, культурологии, религию и другие сферы гуманитаристики. Всё это, разумется, утяжеляет движение мысли и ход беседы.
Но для наших бравых философов нет невыполнимых задач! Да, мысль действительно была поставлена в историко-философские рамки. И расширительная интерпретация, которую любит делать ленивое человеческое сознание, здесь уже не проходила. Но методика интеллектуальных сред и в этом случае смогла несколько сгладить эту коммуникативную трудность.
Во-первых, мы взяли на вооружение так называемые “ключевые слова”. На самом деле, корректнее сказать — концепты. Для наглядности я бы представил концепт как новогодний кулёк, который под бой курантов приносят детям лесные друзья. Это такой приятный на вид мешочек с изображениями новогодних персонажей, а внутри него — разные конфеты, вафли, и даже мандарины, если повезёт. Этим он выгодно отличается от какого-нибудь набора конфет. С одной стороны, он цельный и мобильный. С другой стороны, из него можно извлечь разные сладости под любой случай. Так же сработало и с философией Фуко. Например, концепт “разрыв”. Нет, это не разрывная шутка и не синонимично “отвалу башки”. Фуко пишет о революционных изменениях в культуре. Когда без видимых причин, без эволюционного развития меняются целые пласты культуры. Это всё отчётливо прослеживается в речи и дискурсе.
Например, если в Средневековье расстояние считали локтями и ладонями, то в Новое время их заменяют абстрактные метры. Почему в определённой точке времени люди перестают измерять длину локтями и переходят на метры — невозможно отследить эволюционно. Исследователи метрологии наверняка найдут множество причин, обусловивших этот переход. Но все эти причины оказываются частностями. Объяснить такие изменения на уровне культуры получится только признанием разрыва между двумя типами мысли.
Во-вторых, в наших беседах нам помогали схемы. Схема — ещё одно совершенно необходимое в любом домашнем хозяйстве средство, чтобы скомпоновать реальность. Я предлагаю понимать схему не в узком смысле, а в широком, где схемами являются таблицы, планы, карты, списки — словом, всё, что упрощает реальность и информативно её выражает. Например, такая схемка как классификатор болезней (МКБ-10). Среди нас есть врачи? Если я ошибаюсь, поправьте меня. Обычно, когда человек приходит к врачу, врач выбирает подходящую ячейку в этой классификации и подводит конкретный случай этого пациента под эту ячейку. Это и называется “поставить диагноз”. Изначально неясный и неограниченный в своей самобытности человек сводится до отдельной ячейки в этой классификации.
И здесь ещё один концепт вам в копилку — “власть записи”. Запись, которую делает врач в карточке или учитель в дневнике/журнале за счёт сведéния человека к этой записи облегчает властвование над ним. Ведь он уже не весь такой уникальный и спонтанный, каким хочет быть, а строго классифицированный и пойманный властвующим в своей понятности.
Мы применили тот же трюк, но к текстам. Обращаясь к толстенным трудам Мишеля Фуко, благодаря этой схематизации мы смогли свести весь объем данных к опорным концептам и их связям. Например, мы выделили несколько эпистем с их особенностями. Эпистема — это такой концепт Мишеля Фуко, который показывает, как слова отражают суть вещей в определенный период времени. Помните пример с единицами измерения? Когда раньше люди измеряли длину локтями и ладонями, а потом стали метрами? Это пример двух эпистем. Первая — эпистема эпохи Ренессанса. Вторая — эпистема классической эпохи. Итак, когда мы определились, что есть несколько эпистем, понимать, о чём пишет Фуко, стало легче. Больше того, схема позволила отбросить не столь существенные лирические отступления, примеры и отсылки, и отчасти сняла барьеры для движения мысли. Поэтому изначально кажущаяся мне невозможной задача, оказалась вполне реальной.
Как вы понимаете, господа, примеры, которые я привел, были лишь частными случаями. Каждый день кто-то из наших участников на занятиях или во внеурочных беседах предлагал новые концепты, схемы или примеры для понимания философских сочинений Фуко. Я, к великому сожалению, не застал все занятия, так как приехал не на весь срок школы, из-за чего я, конечно же, заработал глубокую психологическую травму. Но дабы не травмировать и вас, господа, я поделюсь теми интеллектуальными находками, которые я успел-таки застать за время моего пребывания там.
Наши штудии.
Первую лекцию, которую я застал, проводила Лариса Харамецкая. Она рассказала нам, как изменялось отношение к безумию и безумным в Европе. В Средние Века и в эпоху Ренессанса безумие воспринимали как нечто потусторонее. Как то, что связано со сверхъестественными силами. Поэтому его и боялись. Безумных в это время сажали на так называемые «корабли дураков» и отправляли их в открытое море. Получалось символично: таинственный безумный отправляется в неизведанное море искать свою непредсказуемую судьбу.
В Классическую эпоху безумный уже перестал восприниматься как какой-то особенный человек. Безумие стало определяться в связке с разумом, как его противоположность. Но содержание безумия вместе с этим изменением отношения стало расплываться. Оно стало включать в себя не только, как бы мы сейчас сказали, психически больных, но и тунеядцев, бедняков, преступников.
И только ближе к современности безумие стало связываться с психической болезнью. Культура отделила его от других видов безумия и поместила в специально отведенные для него места — психиатрические лечебницы. Изолируя безумие в психиатрических лечебницах, культура отказала тем самым безумию в его самостоятельном статусе. Если в классическую эпоху безумие мыслилось хотя бы как зависимое от разума, то на современном этапе безумие стало восприниматься как явление, которое и вовсе необходимо искоренить (читайте-вылечить). Так складывалось отчуждение безумия в Европейской культуре.
Представленное в лекции Ларисы развитие отношения к безумию стало хорошим примером того, как используют схемы при употреблении трудов Фуко. Легко было пронаблюдать, что такая схема стала для наших занятий своего рода структурой, повторявшейся сразу в нескольких выступлениях. В том числе, в выступлении вашего покорного слуги.
Моя тема, которую я взял для досугового изучения ещё год назад — тема Другого во всевозможных его ипостасях. Самый подходящий, на мой взгляд вариант для раскрытия этой темы, — это та же «история безумия». По сути, когда Фуко пишет о безумном как о субъекте, качественно отличающемся от среднего человека, он пишет о Другом. Поэтому, получается, что история безумия — это, в то же время, и история изменения отношений с Другим в Европейской культуре.
Похожую структуру, хоть и в разрезе речевой-языковой стороны культуры нам продемонстрировал Иван Романов. Он рассказывал нам про археологию знания, про смену эпистем, которую он также описывал троичной схемой: эпистема Ренессанса, эпистема классической эпохи и современная эпистема. На семинаре мы закрепили в памяти характеристики этих эпистем и попробовали сами строить предложения, используя эти характеристики.
Логично из темы безумия сделала тема нормы. Ее нам представила Анастасия Серякова. Её занятия опирались уже на книгу «Психическая болезнь и личность», которая хронологически предшествовала “Истории безумия”. Настя открыла нам любопытное соотношение патологии и нормы в культуре. Так, мы привыкли относиться к патологии как к отклонению от нормы. И это первая и самая очевидная точка зрения на соотношение патологии и нормы. Но поскольку патологии встречаются нам с вами с такой же степенью регулярности, как и нормы, и сама патология становится нормальной. И отсюда уже моя мысль. Норма берётся в этих случаях в двух значениях: как образец и как среднестатистическая величина.
Безумие затянуло нас в своё море рассуждений и заставило плыть на импровизированном корабле дураков. Но плавание наше подходило к концу, и завершила наше скитание на этом корабле в океане рассуждений о ненормальности Анастасия Бегичева. В основу её выступления было положено сравнение безумия в европейской и русской культурах. Это сравнение Настя конкретизировала через сопоставление фигуры безумного и фигуры юродивого. Она проблематизировала применимость характеристик, предлагаемых Фуко для безумцев в европейской культуре, к юродивым в русской культуре.
И вот, вырвавшись из этого плавания, мы ступили на твёрдую землю. А там нас уже ожидали Илья Селезнев и Влад Гуренко со своими лекциями о методе.
Илья рассказал нам о дискурс-анализе, который использовал Фуко и который хорошо использовать для чтения его же книг. Можно сказать, что этот метод даже не сугубо философский. Он предполагает смену восприятия любого текста. В результате его причинения читатель перестает видеть тексты «газетными глазами».
Первый шаг для изменения такого восприятия — рассматривать текст не как документ, а как памятник. Для этого следует, помимо содержания, заложенного в самом тексте, обращать внимание и на контекст, форму которая передаёт этот текст. Так, например, тексты видят историки и источниковеды. Поэтому-то они и называют древние берестяные грамоты памятниками.
Второй шаг для изменения восприятия — это избавление от так называемых «ложных общностей». Например, на уроках литературы нам обычно рассказывали, что «Пушкин — это наше всё», «он — солнце русской поэзии». И после этого с ним, вроде как, становилось все понятно. И его тексты оставались не узнанными за этими общими фразами.
Влад Гуренко представил нам ещё один метод, ассоциирующийся с фигурами Фуко и его предшественника Фридриха Ницше — генеалогию. Для объяснения этого метода он ввёл в свой лекции фигуры историков Геродота и Фукидида. Фукидид задал настроение всей современной истории. С его подачи сейчас она отличается простроенностью причинно-следственных связей между историческим фактами, делением событий на главные и второстепенные и изучением главных событий. В сравнении Влад объяснил нам, в чем отличие метода генеалогии, сходной с подходом другого историка — Геродота. Представлю тезисно эти отличия для удобства:
- генеалогия отказывается от принципа преемственности, характерного истории;
- генеалогия не занимается доминирующей линией истории. Вместо этого она расстраивает сопутствующие этой доминирующей истории дискурсы, исторические «флуктуации» — микроистория, история повседневности;
- тотальность общей истории противостоит сингулярности генеалогии.
Ну и завершали наше перипатетическое шествие по просторам философии Фуко разговоры о прекрасном — об искусстве, о том, как его представлял и описывал Фуко. Пожалуй, эта область его философии обсуждается меньше всего философским сообществом.
Наш товарищ Ростислав Кривоногов, ничтоже сумняшеся, замахнулся сразу на критику художественных представлений Фуко. Ознакомившись с его лекциями, Ростислав увидел фактические несоответствия в выводах философа. А поскольку речь шла об изобразительном искусстве, он без труда нам показал эти картины, и на своём певучем искусствоведческом языке рассказал, что к чему. Но не критикой единой обошёлся Ростислав, он поделился с нами некоторыми деталями о произведениях искусства. А для меня, как далекого от высокого искусства человека, эти детали стали инсайтами. Ну вот например, Ростислав объяснил со ссылкой на К. Малевича, что картину неправильно называть композицией. Причём в контексте изобретения фотографии эти понятия и вовсе стали антонимами. Ну а такие термины как «материальность холста» и «воздушная перспектива» я, конечно, не понял, но они меня заворожили.
Анна Агнцева переняла эстафету размышлений об искусстве у Ростислава. Но её выступление было уже посвящено, в большей степени, разбору философской стороны вопроса. В качестве отправной точки Аня взяла концепт “смерть автора”, введённый Роланом Бартом. Нет, друзья, это не криминальные хроники, всё более поэтично. Суть этого концепта состоит в том, что произведение отчуждается от автора в момент его создания. Поэтому интерпретации по типу “что думал автор” — не критерий правильности, как многие привыкли думать.
А вот здесь Фуко и вставляет свои 5 копеек. Он говорит: “Вроде бы, всё и гладко, но не полностью. Автор не умер совсем. Он умирает”. Как видите, французская философия позволяет даже играть словами, а из этого ещё и получается концепция. Так вот, автор не может, с позиции Фуко, умереть полностью по следующим причинам. Когда мы говорим “произведение”, мы уже подспудно подразумеваем создателя этого произведения, даже если конкретный автор неизвестен. Аналогичная отсылка к автору происходит, когда мы начинаем уже смотреть на это произведение. Его форма (техника, сюжет, краски) так или иначе указывает на условия его создания, которые уже косвенно указывают на создателя этого произведения. Продолжая мысль Фуко, Анна обратилась к произведениям современного искусства, которые заигрывали с этим концептом “умирающего автора” (знали ли они это или нет). Например, так называемый “Стёртый рисунок Роберта Раушенберга”. Этот художник-хулиган Раушенберг взял, значит, картину другого знаменитого художника и стёр её, а потом выставил напоказ. А вы теперь думайте, кто там автор, как он умер, умер ли… Со смыслом, в общем.
И завершала череду наших лекционно-семинарских занятий Александра Воробьева. Как подобает высокому статусу такого положения, Александра прочитала нам синергетическую лекцию. Так или иначе, в ней нашли отражение основные используемые нами ранее схемы и концепты.
Основная идея лекции — город это пространство гетерогенное. Проще говоря, лоскутное одеяло. Так сложилось исторически. Одна территория складывалась вокруг какого-то производства, другая — вокруг административных учреждений, третья — вокруг торговли, и так далее. Но для исследовательского ума есть здесь ловушка. Мы видим эту скатерть, сшитую из разных тряпок. Она имеет свою длину, ширину. Её лоскуты окрашены в разные цвета, выполнены из разных тканей. И мы воспринимаем её как нечто цельное. Но идея лоскутного одеяла не в том, что оно есть здесь-и-сейчас, а в том, что каждая его часть имеет свою историю, разную степень износа, эти части при разных обстоятельствах вшили в это полотно. Если совсем просто: вспомните зонтик Бараша из известного сериала. Там главный герой постоянно латал свой прохудившийся зонт, и каждая заплата имела свою историю… Поэтому, город оказывается гетерогенным пространством со всех сторон: и в пространстве, и во времени. И как нельзя лучше в контексте этого временного измерения для изучения городского пространства подходит генеалогия.
История показывает, что города были центрированы либо вокруг храмов, либо вокруг производства/торговли, либо вокруг политических общностей. А вот в настоящее время неясно, корректно ли назвать городом по существу то, что сейчас называют городами. Даже за ХХ век города существенно укрупнились, поглощали другие города и села и становились гибридными поселениями. Власть в этих городах рассеивалась. Например распределялась по районам. Поэтому сейчас город больше не центрирован вокруг власти. Производства в постиндустриальной эпохе отошли на второй план, поэтому город не центрирован и вокруг производства.
Претендовал на то, чтобы объяснить статус современных городов концепт “гетеротопия”, который мы с подачи Александры разбирали на её семинаре. По итогам наших интеллектуальных баталий оказалось, что концепт трудно применить вообще к какому бы то ни было пространству. Зато мы ещё раз столкнулись со способом философствования Фуко. Не понятийным, а метафорическим.
Пора обедать!
Ну что, господа, вы уже достаточно интеллектуально напряглись? Тогда пора ненадолго приостановить наши муштрующие практики покорения текстов Фуко. А сейчас у нас обед. Кто дежурный? Ах да, они же заранее ушли в лагерь, чтобы приготовить нам с вами еду. А пока мы неспешно складываем наши раскладные стулья, собираем наши блокноты и ручки, которыми мы записывали все эти умные мысли, пробуждаем тех, кто заснул в теньке под рассуждения о дискурсах. На полянке ещё остаются Андрей Иванович с Ильёй. Обсуждают то, что мы не дообсуждали на лекции. Новоиспечённый лектор беседует с Юрием Юрьевичем о том, получилось ли у него выдержать ту самую психологическую паузу длиной в 0,3 секунды. Кто-то остаётся загорать на зеленой травке. Пойдёмте-пойдёмте, вы перестанете завидовать после первого укуса жаждущего человеческой крови клеща.
Вот, мы и пришли в лагерь. Ну как, дежурные, обед готов? Эх, снова электроплитка не выдерживает такого кулинарного напора. Или дежурные не слишком спешат. Но не капризничайте, друзья, накормят всех. А если остерегаетесь своей очереди в дежурстве, не волнуйтесь, вам обязательно помогут. Может быть, напарники по дежурству, а может быть, сам Юрий Юрьевич покажет, как сделать изысканное блюдо из подручных материалов. Я-то полный профан в кулинарии и, если бы не они, накормил бы всех гречкой с тушёнкой и чаем на завтрак, обед и ужин. И мне в этой школе с напарниками по дежурству очень и очень повезло. В тандеме с Настей Бегичевой мы состряпали гаспачо. Знаете это блюдо? Я даже не знал, как правильно пишется это слово, и тем более не догадывался, что его возможно ещё и приготовить своими руками в полевых условиях. Разумеется, наши участники не остались равнодушными к такому лакомству. Второй мой напарник по дежурству — Лариса — подошла ко дню дежурства со всей серьёзностью. Мы начали готовиться уже за день. Купили всё необходимое и даже немного больше. Вечером на ужине мы порадовали товарищей сытными роллами в лаваше, а в обед приготовили суп-харчо и салат с сухарями. Но, пожалуй, самая творческая обязанность, друзья, это подъём лагеря. Почему творческая? Можно будить людей разными способами. Например, просто громко объявить о начале нового дня. Можно постучать чем-то металлическим по жестяному ведру, в котором мы носим воду. А можно спеть бодрую песню. В моём арсенале памяти песен не так много, поэтому мой выбор пал на “Утро-приговор” Улицы Восток. Лариса поддержала мою идею, и в назначенный час лагерь начинал свой день с пропетых нами фраз “Ведь это утро — прокурор, ведь это утро — кредитор…”
2:42Песня-будильник
Ванна молодости нашей.
Так, все пообедали? Доедайте скорее и мойте тарелочки. Скоро приедет такси. Сегодня у нас по расписанию поездка. Уточните, куда мы едем. В Бахчисарай или Евпаторию? А, сегодня мы едем в Большой крымский каньон, где скалы, горные реки и ванна молодости. Эй, кто пошутил, что мне бы не мешало принять ванну молодости?
“Чем больше скорость, тем меньше кочек”, — говорит нам водитель такси, летящий по серпантину в считанных сантиметрах от проезжающих навстречу автомобилей. Они пролетают мимо нас, мерцая вспышками своих габаритных огней. Вечереет. Водитель попутно рассказывает нам об окрестностях, о местном фестивале, который встречает нас на нашем пути и манит красками своего убранства. Там болтают и смеются люди, поднимается ввысь воздушный шар, зажигаются костры. Но вся эта шуршащая пустота их разговоров, их мелькающие мысли постепенно растворяются в теплых тонах южного заката, и наша машина погружается вглубь леса. Она поднимается дальше, к тянущимся к небу скалам и леденящим горным ручьям. Там тишина. Луч солнца мерно и ровно пробирается к речке, огибая вершины скал и протискиваясь между сосновыми ветвями. И вот, он преодолел все трудности и препятствия. Его далёкий путь до речки почти завершён. Но чуть он успевает достичь её глади, она отрезвляет его своими леденящими водами, и он тут же спешит вернуться обратно, оставляя ей на прощание до следующей встречи лишь свои мерцающие блики.
Друзья, мы приехали. Вы немного задремали? Отряхивайтесь потихоньку ото сна. Сейчас нам предстоит трудная, но живописная дорога. Мы будем пробираться между камней, цепляться за крепкие корни вековых деревьев, спускаться и подниматься по горным склонам и, конечно, вести интеллектуальные беседы. Как обычно бывает в дороге, мы разбредаемся по группам. Впереди группа стремительно преодолевает овраги во главе с Андреем Ивановичем. Позади слышны беседы участников с Юрием Юрьевичем. А здесь, посередине, с нами шагает и ведёт свои речи Илья Селезнёв. “Может быть, кто-то хочет поучаствовать в философском интервью?” — предлагает он. Знаете, что это, друзья? Нет? Тогда я вызовусь добровольцем. А вы внимательно следите за ходами. Тем более, что за полгода в столице без интенсивных сократических бесед моё мышление порядком заржавело. И чтобы омолодиться не только телом, но и духом, недостаточно будет просто окунуться в ванну молодости. И вот, пока мы пробираемся по лесным тропкам, огибаем валуны и стараемся не промочить ноги, опытный модератор пробирается сквозь перипетии моих спутанных мыслей, проблематизирует мои закостеневшие установки и показывает мне недомысленные мною противоречия. И вот, когда на мой первоначальный вопрос по итогам всех наших рассуждений находится ответ, и эта наша мыслительная тропинка образует круг, наша горная тропинка выводит нас прямиком к ванне молодости и обрывается. Ну что, друзья, кто рискнет окунуться в ванну молодости? Вновь нет желающих? Вода холодная? И вновь я вызываюсь добровольцем и погружаюсь в ледяную воду.
Почти помогло. На какие-то полчаса как будто снова помолодел. Хотя, после такой ванны обратно было холодновато идти. Благо, нашлись добрые люди, которые дали тёплую одежду и приободрили словом. Теперь можно уж и возвращаться в лагерь. Обратно мы идём той же дорогой, по камням, оврагам и слегка протоптанным туристами дорожкам, любуемся прелестью крымской природы в приглушённом свете. Только мы уже не боимся промочить ноги, ведь без таких потерь добраться до конечной точки нашего маршрута не удалось почти никому. На обратном пути уже не чувствуется той интеллектуальной концентрации, которая витала в воздухе на пути в ту сторону. Цель достигнута, трудная дорога пройдена. Поэтому попеременно слышатся беседы о фильмах, об историях из жизни, о блюдах, которые были съедены вчера в прибрежном кафе. Так мы возвращаемся к цивилизации и вновь загружаемся в такси, которое везёт нас уже обратно через лесную мглу в сторону тлеющего закатного неба.
Влажные сны и жаркие ночи
Палатка и всё, что в ней было, промокли до нитки. Сейчас, друзья, найдём свободные места у кого-нибудь другого в палатке и подселим вас к ним. А завтра предлагаю перенести все вещи под шатёр. Там уж точно дожди их не настигнут. А о деталях по этим вопросам обратитесь к Илье, он в этом году заведующий хозяйством. Пока предлагаю вам подготовиться к симпоссию. Какую песню вы просили меня сыграть, помните? А аккорды вы к ней нашли? Вот, пока есть время поискать. И найдите запись этой песни, чтобы я смог поймать ритм. Дежурные уже приступили к приготовлению еды. Кто-то уже начал разводить костёр. Пожалуй, мне стоит к нему присоединиться. Собирайтесь, друзья, если ещё не собрались. Берите свои стульчики и одевайтесь потеплее, скоро встретимся у костра.
Доброго утра, друзья! Кто вчера спорил с Юрием Юрьевичем до рассвета? Ладно, можете не признаваться, вас и так заметно по смятому виду. Пора завтракать и собираться на последние занятия в этой летней школе. Да, как ни жаль, но наше время здесь подходит к концу. Но не спешите печалиться, ведь сразу после них мы выдвигаемся к морю на прощальный вечер. Будут песни, шутки, весёлые беседы. Наверняка мы долго будем искать то кафе, которое примет и разместит нашу большую компанию.
Но когда мы найдём, мы все разместимся за одним столом. Влад сыграет свою песню про ёжика. Катя с Юрием Юрьевичем станцуют свой фирменный танец под эту песню. А вы, друзья, следите за ними. Быть может, в следующий раз присоединитесь к этому танцу. А если вы не из робкого десятка, то ловите ритм и присоединяйтесь сразу. Пока можете подумать, какие события в летней школе вам особенно запомнились. На этом застолье сможете рассказать об этом, поблагодарить людей, которые прошли вместе с вами эти две недели, делили с вами одну палатку, помогали тёплыми вещами и добрым словом. А пока мы будем добираться до моря, сможем с вами побеседовать в такси. Итак, все собрались? Что ж, тогда выдвигаемся на завершающие занятия.
Отвальная
Солнце в зените. Речка, которая отделяет наш лагерь от внешнего мира, снова разлилась. Поэтому оставить ноги сухими вновь не получится. Первое такси уже приехало, нам пора отправляться. На нем поедут семеро. Ну же, смелее, садитесь. Андрей Иванович указывает оставшимся на точку сбора, и мы выезжаем. Как вам семинар Александры, друзья? Поняли что такое гетеротопия?.. Ладно-ладно, если вы хотите поговорить на свободную тему, поддерживаю.
Какой раз я приехал в летнюю школу? Это уже моя третья поездка. Впервые я поехал в 2020 году. Тогда наш лагерь размещался в селе Краснокаменка. Наша зелёная аудитория располагалась на возвышенности, море было как на ладони. Ближе к нему покоилась большая гора Медведь. А рядом с аудиторией располагалась скала Красный камень. Иногда к нам на занятия с этой скалы спускался любопытный к нашим занятиям альпинист. А из-под неё приходил не менее любопытный крымский поэт. В тот год наша школа была посвящена игре. Очень удачная тема была для меня, смотревшего тогда на мир через призму серьёзности и фатальности.
Год назад мы были в Щебетовке, рассуждали о философии вербальных форм, ходили в дом Максимилиана Волошина в Коктебели и в Лисью бухту. Да, до моря в предыдущие года можно было дойти пешком не в пример этому году. Но знаете, мне и самому любопытно наблюдать, как меняются места, темы, приходят новые люди, но летняя школа всегда идёт по своему сценарию. Я бы назвал её структурой, раз уж мы беседуем о структуралисте Мишеле Фуко. Эта структура не зависит от места, от темы, соотношения новичков и старожилов, хозяйственной инфраструктуры и прочих деталей. И это только я в третий раз участвую в школе, а в общем зачёте эта школа-то уже семнадцатая!
Какая идея запечатлелась в моей памяти за эту летнюю школу? Как ни странно, это не идея Мишеля Фуко. Да, он многое объясняет о том мире, в котором мы живём: про муштру, власть, познание, пространство, — но, как бы он ни был прекрасен и убедителен, он живёт в книгах. Фуко много писал об отчуждении безумцев, прокаженных, заключенных и других отклоняющихся от нормы, но он не писал об отчуждении, в котором теперь он сам оказался. Об этом писал его коллега — Жан Поль Сартр. Оглядываясь назад к своему детству, он вспоминал библиотеку своего деда. В ней он находил книги, в которых, как он думал, он сталкивался с настоящей жизнью, с настоящими мыслями и людьми. Но позднее он переменил свою точку зрения и уже библиотеки он сравнивал с кладбищами. Занятия философией на таких “кладбищах” он называл идеализмом. А критикуемый им “идеализм” он называл “питательной философией”, ведь человек, который занимается этим идеализмом, занимается не чем иным как поглощением книг. Идеалист у Сартра предстаёт эдаким пауком, который накладывает паутину на вещи и, поглощая их, перерабатывает в идеи. Но меня, друзья, не тянет в такие мрачные места. Ни на кладбища, ни к паукам. Мне хорошо здесь, на зелёной поляне, с легким ветерком, который приносит запах моря, с лазурным небом и ярким солнцем. И, конечно, с людьми, которые рядом со мной. Поэтому, скажу так. Мне запомнилась идея, которую на днях высказал Андрей Иванович. Хотя она связана и не с Фуко, а с Марксом, но она очень важная. Особенно для тех, кто, как я пустился в большой город за вещами, деньгами и статусами:
“На самом деле человеку не нужны вещи. Вещи — это превращённая форма людей. Человеку нужен человек”.
Что же, мы приехали. Надеюсь, я не утомил вас, друзья? Сейчас идём на море, а потом собираемся искать кафе для прощального вечера. Кто со мной прыгать с пирса?
Трудный путь домой
Вот и всё. Вчера мы попрощались с Иваном и Татьяной. Сегодня прощаемся с Ильей и Катей. Они останутся здесь ещё на несколько дней. С Сашей мы попрощаемся уже в Симферополе, он садится на другой поезд и отбывает сразу же в Москву. Да, мы тоже едем на поезде. Но если вы хотите отоспаться в дороге и спокойно прибыть к месту назначения, у меня для вас плохие новости. Должен предупредить — все эти две недели мы взбирались вверх от простых мыслей к сложным, от равнин к вершинам скал, мы набрали большую высоту. И перед приземлением нас ждёт сильная тряска. Да, дорога из Крымской школы сродни полёту в космос. Подготовка тут нужна серьёзная. С людьми здесь происходят странные вещи, а многие отсюда просто не возвращаются. Распадаются семьи (и это не шутка). Сознание вместе с мозгом, на который оно крепится, превращается в плавленый сырок. Неистово сдают нервы, пол уходит из под ног, всё вокруг ломается, и вот уже тряска доходит до своей высшей точки, но! Через несколько мгновений все, что было, схлопывается.
Мы находим себя и своих товарищей по школе стоящими уже не на горах, вторгающихся своими вершинами в небесные хляби, а на твёрдом и немного потрескавшемся асфальте перрона. И уже не скалы, а шпиль Волгоградского вокзала, пытается слегка поцарапать загазованное городское небо. Бескрайнее шумное море, которое совсем недавно манило своей таинственностью и пугало неизведанными глубоководными тварями, постепенно мельчает и превращается в тихую городскую речку. Да и люди еле заметно изменяются. Те, кто так недавно вступал в интеллектуальные баталии, раскрывал суть вещей и судеб, кто легко балагурил, веселился и смеялся, дарил свою улыбку и весёлый взгляд, медленно, но верно вспоминают о своей обыденности. Они вспоминают о своих квартирах, работах, непокормленных котах. Они постепенно погружаются в омут повседневности с её мелочами, которая укутывает их в твёрдый панцирь, а некогда нежный взгляд постепенно меркнет и становится стеклянным.
Не напугал вас, друзья? Что же, пора расходиться. Такси уже приехало и ждёт. Я надеюсь, мы ещё с вами не раз встретимся. Теперь-то мы с вами обменялись номерами и адресами, будем на связи!
И, конечно, приходите на лекции интеллектуальных сред. Считайте, это, своего рода, растянутым на весь учебный год крымским приключением. Конечно, уже не на свежем воздухе и не в Крыму. Но это не главное. Главное, что с теми, кто успел стать для вас хорошим другом. В добрый час.