Автор: Полина Погасий
Мне скучно, бес.
А. Пушкин «Сцена из Фауста
«Посещало ли тебя когда-нибудь вдохновение?», – спросила меня Александра Воробьева на одной из встреч «Интеллектуального квартирника».
«Да, – сказала я, – представь такую картину: вечер, сонливый апрель и меня, расхаживающую по квартире взад-вперед с упорством часового, сочиняющую текст о Пастернаке для школьного сочинения. В ту весну, когда слова не ложились на бумагу, я не придумала ничего лучше, чем первый раз попробовать яблочный сидр. Я, притаившись, сделала глоток. И как будто что-то открылось, кто-то вошел. И слова легли на бумагу – это было вдохновение! Правда, когда я попробовала повторить такой трюк в другой вечер, вдохновение не пришло, ввалилось опьянение».
«О! Вдохновение как первый глоток сидра! – воскликнула Саша, – я готовлю лекцию о вдохновении, и твоя история мне понравилась!».
Вспомнившийся диалог с Сашей о вдохновении «толкнул» меня к размышлению о самом диалоге, а что, собственно говоря, называется диалогом? Заглянем-ка в словарь, читаем:
«Диалог — форма речи, которая характеризуется сменой высказываний (реплик) двух или нескольких (полилог) говорящих и непосредственной связью высказываний с ситуацией» [3].
Ага, диалог – ритмичная речь людей о чем-то общем. Например, в диалоге с Сашей общим для нас был предмет обсуждения – вдохновение, и ситуация общения, ведь мы участники «Интеллектуального квартирника», а ритм был задан вопросом и ответом, говорением и слушанием. Диалог – это словесный танец под музыку общих смыслов.
А почему бывает скучно вести диалог? Вот, скажем, говоришь ты о погоде (погода ж общая для всех), а диалог не клеится…
Неужто ли погода так скучна? Или, быть может, собеседник, как и погода, переменчив? И что-то общее вдруг стало нас разъединять? Или же я в дождливую погоду «руками разгоняю облака»?
Об этом поговорю-ка я с философом и обращусь к тому, кто, собственно, и занимался философией диалога, а именно с М. Бубером, присоединяйся, мой читатель [2].
Вот, что Бубер говорит: «Мир для человека двойствен в соответствии с двойственностью основных слов, которые он может произносить».
Какая странность! Мир в словах двоится? Что же это за произносимые слова, которым свойственна двойственность?
Читаем далее: «Одно основное слово — это пара Я-Ты. Другое основное слово — пара Я-Оно; причем можно, не меняя этого основного слова, заменить в нем Оно на Он или Она. Тем самым Я человека также двойственно. Потому что Я основного слова Я-Ты другое, чем Я основного слова Я-Оно».
Но в чем же разница? В чем разница между словами «Я-Ты» и «Я-Оно»?
На то Бубер отвечает так: «Как опыт, мир принадлежит основному слову Я-Оно. Основное слово Я-Ты утверждает мир отношений».
«А что же делать с «Я»?», — наверное, спросит тот, кто наблюдет этот диалог. Что есть «Я»?
Бубер: «Быть Я и произносить Я суть одно. Произносить Я и произносить одно из основных слов суть одно».
Выходит, что всякий раз, когда произносится «Я» утверждается бытие я, а говорящий его вступает в диалог, и либо получает опыт, либо входит в отношения.
Бубер: «Говорят, что человек познает мир. Что это значит? Человек обследует поверхность вещей и знакомится с ними. Он добывает сведения об их структуре; он приобретает знания. Он узнает то, что присуще вещам. Но не только знания открывают человеку мир. Ибо они открывают ему лишь тот мир, который состоит из Оно, и Оно, и Оно, из Он, и Он, и Она, и Она, и Оно».
Мир человеку открывают и отношения. А где же возникает мир отношений, а не мир знаний?
Бубер: «Есть три таких сферы, в которых возникает мир отношений.
Первая: жизнь с природой. Здесь отношение — доречевое, пульсирующее во тьме. Создания отвечают нам встречным движением, но они не в состоянии нас достичь, и наше Ты, обращенное к ним, замирает на пороге языка.
Вторая: жизнь с людьми. Здесь отношение очевидно и принимает речевую форму. Мы можем давать и принимать Ты.
Третья: жизнь с духовными сущностями. Здесь отношение окутано облаком, но раскрывает себя — безмолвно, но порождает речь. Мы не слышим никакого «Ты», и все же чувствуем зов, и мы отвечаем — творя образы, думая, действуя; мы говорим основное слово своим существом, не в силах вымолвить Ты своими устами».
«Почему же вести диалог бывает скучно?», — возвращает меня к вопросу мой читатель.
Ну, быть может, общий мир для нас – мир опыта и знаний, в котором каждый из творцов такого мира в совершенстве овладел мастерством расчленения облаков на капли, и погода перестала быть интересной, а самое странное – перестал быть интересным и собеседник. И пропадает ритм диалога, и не произносятся слова. Умирает диалог как форма речи.
Бубер: «Человека, которому я говорю Ты, я не познаю. Но я нахожусь в отношении к нему, в святом основном слове. И только выйдя из этого отношения, я буду снова познавать его. Знание есть отдаление Ты».
А как быть с собеседником, который молчалив, как спящий младенец?
Бубер: «Отношение может существовать и в том случае, если человек, которому я говорю Ты, не слышит этого, поглощенный познанием. Ибо Ты больше, чем знает Оно. Ты совершает больше и претерпевает больше, чем знает Оно. Сюда не проникает никакая ложь: здесь — колыбель Подлинной Жизни».
Как хорошо сказано! «А это ведь похоже на творчество, рождение искусства», – скажет мой читатель.
Бубер: «Вот вечный источник искусства: к человеку подступает образ и хочет через него воплотиться, сделаться произведением. Не порождение его души, но видение, подступающее к ней и требующее от нее творческого воздействия. Оно ждет от человека сущностного акта: совершит он его, скажет своим существом основное слово явившемуся образу — и хлынет творящая сила, и родится произведение».
А это уже похоже на то, что называют вдохновением, то есть открытостью тонко чувствующей души к новому, к тому, что изменит вдохновленного, а вдохновение способно породить произведение. О вдохновении читала лекцию и Саша!
И механику вдохновения поэтически осмысляет А. Блок в стихотворении «Художник» [1]. Лирический герой этого произведения ждет встречи с «доселе не слышанным звуком», который спугнет его «смертельную скуку». И вот происходит встреча:
С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит?
Говоря словами М. Бубера, лирический герой вступает в отношения Я-Ты с услышанным им звуком. Но герой, который ждал встречи, «вступивший в отношения со звуком», теперь «с холодным вниманием» ждет, «чтоб понять, закрепить и убить» этот звук. Что это значит? Он ждет вступления диалога Я-Оно.
И, наконец, у предела зачатия
Новой души, неизведанных сил,-
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил — убил.
И таки «убивает» звук. Что это значит? Облекает в словесную форму то, что было им воспринято. Звук, который он услышал, звук языка, а говоря словами лингвистов, звук «смыслоразличительных фонем», лирический герой оформляет в слова.
И замыкаю я в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести,
Птицу, летевшую душу спасти.
Вот моя клетка — стальная, тяжелая,
Как золотая, в вечернем огне.
Вот моя птица, когда-то веселая,
Обруч качает, поет на окне.
Крылья подрезаны, песни заучены.
Любите вы под окном постоять?
Песни вам нравятся. Я же, измученный,
Нового жду — и скучаю опять.
Так, вдохновение – это мерцание диалогических слов Я-Ты и Я-Оно, а диалог – это встреча, встреча с отношением и опытом.
Бубер: «Но вот в чем состоит возвышенная печаль нашего жребия: каждое Ты в нашем мире обречено превратиться в Оно. Столь исключительным было присутствие Ты в непосредственном отношении; но как только отношение исчерпает себя или в него проникнет средство, Ты становится объектом среди объектов — пусть важнейшим, но все же одним из них, имеющим меру и границы. В творчестве реализация в одном смысле означает утрату реальности в другом».
Утрачивает реальность, как кажется, и лирический герой А. Блока, скучающий в мире «ваших свадеб, торжеств, похорон», устающий в мире людских отношений, измученный переходом от языка звука к языку слов.
Не всякий диалог, конечно, вдохновение, но вдохновение – диалог.
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
А. Пушкин «Поэт и толпа»
Список литературы:
1. Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах, том 3, 1997. — 990 с.
2. Бубер М. Я и Ты, 1993. – 175 с.
3. Стилистический энциклопедический словарь русского языка под ред. М.Н. Кожиной, 2011. — 696 с.