«Чтобы стать профессиональной моделью, нужно стать вещью и пережить микроопыт смерти. Даже имея интеллектуальные права на фотографию, она тебе не принадлежит. Фотопортрет — это закрытое силовое поле».
Если вам в голову не приходили подобные идеи, а теперь хочется больше разъяснений, то вам стоит ознакомится с эссе Ролана Барта — французского философа, семиотика и литературоведа — «Camera Lucida». Эта работа является важным трудом в философии фотографии. В эссе автор не только анализирует феномен фотографии и его отличия от других видов искусств, но и открывается сам (книга во многом автобиографична).
Благодаря своему языку и содержанию она становится одним из самых личных произведений автора. Рациональный анализ переплетён с субъективными переживаниями и воспоминаниями. В следующем фрагменте Барт пишет:
«Так я превратил в меру фотографического «знания» самого себя.
Что знает о Фотографии мое тело? Фото, по моему наблюдению, может быть предметом трех способов действия, троякого рода эмоций или интенций: его делают, претерпевают и разглядывают. Operator — это сам Фотограф. Spectator — это все мы, те, кто просматривает собрания фотографий в журналах, книгах, альбомах, архивах. А тот или та, кого фотографируют и кто представляет собой мишень, референта, род небольшого симулякра, eidôlon’a, испускаемого объектом, — я бы назвал его или ее фотографическим Spectrum’ом, ибо это слово благодаря своему корню сохраняет связь со «спектаклем», добавляя к нему еще нечто отдающее кошмаром, что содержится в любой фотографии — возвращение покойника»
Таким образом, Барт вводит три позиции, с которых можно воспринимать фотографию: позиция фотографа, зрителя и модели.
Если понятия Operator и Spectator не требует особых пояснений, потому что термины с лат. означают понятные нам слова, в которых легко идентифицировать фотографа и зрителя, то Spectrum требует пояснения. В переводе с лат. слово означает “фантом”, “призракобраз”. Барт называет это покойником, который возвращается, имея в виду, что любой запечатленный человек на фотографии умрет, а каждый просмотр такой фотографии Spectator`ом и есть “возвращение покойника”. Запечатленный живой образ уже умершего человека.
В начале работы Барт выделяет фотографию среди остальных видов изображений. В отличие от живописи и других видов изобразительного искусства фотография максимально зависима от референта — того, что фотографируют. Это объясняется тем, что во время спуска затвора фотограф оптически копирует его в конкретное мгновение. Художник с помощью инструментов воспроизводит образ мысленный, он может дополнять и изменять реальность на свое усмотрение. С фотографией дело обстоит иначе. Какова бы ни была выдержка на фотоаппарате, он запечатлевает момент реального времени, у него нет зависимости от воображения фотографа.
«Моя первая находка была следующей: то, что Фотография до бесконечности воспроизводит, имело место всего один раз; она до бесконечности повторяет то, что уже никогда не может повториться в плане экзистенциальном. <…>Фотография как бы постоянно носит свой референт с собой. В центре пребывающего в движении мира фото и его референт поражены любовной и мрачной неподвижностью; каждый их член плотно приклеен один к другому, подобно тому, как осужденного при некоторых видах пытки приковывают к трупу»
Отличительная особенность фотографии у Барта — неразрывность референта с фотографией. Запечатленное мгновение становится бесконечным. Отделяя фотографию от других видов изображений, Барт подводит нас к главному вопросу: почему среди множества фотографий есть те, которые интересуют нас больше остальных, на которых мы задерживаем внимание дольше? Сам Барт отвечает на этот вопрос следующим образом:
“… Однако я констатировал, что некоторые из фото, которые прошли отбор, были оценены в прямом и переносном смысле (évaluées, appréciées), собраны в альбомах или журналах, вызывали у меня кратковременные приступы ликования, как если бы они отсылали к неслышному ядру, к эротической, причиняющей боль ценности (сколь бы благонамеренным ни казалось на первый взгляд изображенное на них); другие же, напротив, оставляли меня безразличным настолько, что, видя как они размножаются, подобно сорнякам, я испытывал по отношению к ним что-то вроде неприязни и даже раздражения. <…> Я заметил, что по существу никогда не любил всех фотографий одного фотографа. Из всего Стиглица меня приводит в восторг — но в восторг безумный — только самая известная из его фотографий (Конечная остановка конок, Нью-Йорк, 1893) — Один снимок Мэйплторпа навел меня на мысль, что я, наконец, нашел «моего» фотографа, но нет, и у Мэйплторпа мне не все нравится. Благодаря сильной увлеченности я чувствовал<…>, что Фотография — искусство ненадежное, как ненадежной, если бы кому-то пришло в голову ее основать, была бы наука о соблазнительных и ненавистных телах”.
В ходе размышлений Ролан Барт приходит к выводу, что одни фотографии будоражат без осознанной причины, а другие оставляют безразличным. В них есть что-то, что “отсылает к неслышному ядру, эротической, причиняющей боль ценности”— подсознательной основе личности смотрящего. Однако ни Operator, ни Spectator не смогут предугадать, какие фото будут будоражащими, поэтому Барт называет Фотографию “ненадёжным искусством”.
Продемонстрирую эту ненадёжность фотографией Стиглица.
Существует лишь один надежный способ испытать “Безумный восторг” от этой фотографии — быть Роланом Бартом.
К такой реакции нельзя прийти с помощью размышлений, она является следствием личности. Так как личность Барта такова, каковой она является, так как Барт посмотрел на эту фотографию в определённый момент времени в определённом состоянии, то можно говорить об уникальности его эмоции.
Подход Барта к изучению фотографии далек от научного, он не пытается быть объективным. Однако, это не умаляет интереса в попытках взглянуть сквозь его систему познания на фотоискусство. Субъективные, на первый взгляд, причины, из-за которых Барта притягивают одни фотографии и не притягивают другие, могут быть актуальны и для читателей.
Одной из первых попыток Барта понять, почему его привлекает именно эта фотография, является принцип “приключения”.
«Мне показалось, что словом, наиболее подходящим для того, чтобы (пусть предварительно) обозначить притягательность, является слово «приключение». Одно фото во мне «приключается», другое — нет…Принцип приключения дает Фотографии возможность существовать для меня. И наоборот, без приключения нет и фото.»
Принципом “приключение” Барт называет сумму тех особенностей фотографии, из-за которых мы обращаем на неё внимание, начинаем рассматривать снимок.
Благодаря «приключению» фотография для смотрящего “оживает” в экзистенциальном плане, оживает и смотрящий на неё. Фотография, обладающая этим принципом, выделяется из тысячи пустых, мёртвых изображений.На основе концепта «приключение» Барт формирует два ключевых понятия — studium и punctum.
Studium представляет собой весь культурный слой, содержащийся в фотографии, всю ту информацию, которую можно анализировать, изучать. К примеру,в приведённом выше снимке Стиглица studium`ом является оформление вывесок на заднем плане, характерное для того времени, одежда людей, трамваи на лошадиной тяге — весь исторический контекст, содержащийся в снимке.
Также к этому понятию относится всё то, что осознанно вкладывает в снимок фотограф: его приёмы обработки фото, подбор модели и прочие сознательные действия, направленные на проявление себя в фотографии.
Вот как формулирует это понятие сам Барт:
«Я не нахожу во французском языке слова, которое просто выражало бы этот вид человеческого интереса, но мне кажется, что нужное слово существует на латыни; это слово studium, которое значит прежде всего не «обучение», а прилежание в чем-то, вкус к чему-то, что-то вроде общего усердия, немного суетливого, но лишенного особой остроты. Именно благодаря studium’y я интересуюсь многими фотоснимками — потому ли, что воспринимаю их как политические свидетельства, потому ли, что дегустирую их как добротные исторические полотна; в этих фигурах, выражениях лица, жестах, декорациях и действиях я участвую как человек культуры (эта коннотация содержится в слове studium).»
Искусствоведы и культурологи, историки и политологи — все они, если прибегают к изучению фотографии, то делают это с точки зрения studium‘a.
Punctum же является личным, иррациональным составляющим фотографии для смотрящего:
«Существует слово для обозначения этой раны, укола, отметины, оставляемой острым инструментом; это слово тем более мне подходит, что отсылает к идее пунктуации и что фото, о которых идет речь, как бы отмечены, иногда даже кишат этими чувствительными точками; ими являются именно отметины и раны.
…Punctum в фотографии — это тот случай, который на меня нацеливается (но вместе с тем делает мне больно, ударяет меня)»; «Punctum, как стрела вылетает со сцены и пронзает меня«.
Таким образом, punctum`ом можно назвать деталь фотографии, необъяснимо притягивающую к себе внимание, момент, который выбивается из остального повествования, “разрывает studium”. Присутствие или отсутствие punctum`ов зависит исключительно от смотрящего: они могут проявиться сразу, а могут только после детального рассматривания фотографии.
Барт рассматривает исключительно те фотографии, на которых присутствуют люди. Можно ли говорить, что только на таких фотографиях присутствуют punctum`ы? Сейчас можно наблюдать у сотни фотографов тысячи работ, насыщенных пустотой, являющихся симулякрами друг друга. Фотографии с одинаковыми почерками, приёмами, ракурсами: множество авторов и один подход. Ими изобилуют социальные сети в лентах новостей и в тематических группах. Интерес к подобным снимкам, лишенным индивидуальности, скорее культурологический, нежели основанный на эстетическом чувстве и punctum`ах.
У Барта спрашивать уже проблематично, так что вопрос остаётся открытым.
По-своему опыту скажу, что фотографии без людей завораживали и запоминались мне не реже других.
Готового рецепта, как высматривать в фотографиях punctum`ы и впечатляться ими, нет. Но есть ”привычки”, без которых этого точно не произойдёт. Для начала нужно начать рассматривать фотографии, а не «скроллить» их. Привычка к неспешному рассматриванию поможет видеть ранее незаметные детали не только на фото, но и в окружающей действительности. Стряхните с себя суету повседневности, это тоже поможет подготовить взгляд. Одновременно думать о проблемах на работе и созерцать — задача невыполнимая. Когда вы подготовите себя таким образом, будет уже не так важно, есть ли на фотографии люди или нет. Чувства на фотографии могут вызывать здания, деревья, блики и сочетания оттенков. Барт описывал фотографию по большей части с позиции Spectator`а. Опыт Spectrum`а был невелик, а Operator`ом он стать никогда не пытался. Поэтому у меня есть некоторое преимущество в точках зрения на фотографию. Вооружившись его размышлениями, могу сказать, что вижу punctum`ы не в своих фотографиях, а в мелочах вокруг. И после того, как этот punctum поразил меня, я пытаюсь схватить его с помощью камеры. Появление этого “укола” происходит крайне быстро, как и его первичное запечатление на матрице фотоаппарата. Дальнейшими небольшими штрихами обработки я лишь пытаюсь увековечить этот punctum в мраморе… то есть сохранить в виде суммы пикселей. Фото становится осознанием опыта punctum`а.
Стоит подвести итог рассуждениям о «Camera Lucida», чтобы дать возможность читателю осмыслить прочитанное и начать собственные поиски в первоисточнике. Эссе Ролана Барта стало новым дискурсом в философии фотографии. Как в «Смерти автора» роль творца передаётся читателю, так и «Camera Lucida» фокусируется на смотрящем. Барт на собственном примере показывает, что мотивы изучения фотографии могут быть максимально интимными, что не мешает им сочетаться с рациональными инструментами познания.
Данная книга будет интересна всем, кто хоть раз в жизни пытался отличить одно изображение от другого. Она может дать онтологическую почву фотографам, потерявшим интерес к своей деятельности, сможет побудить рассматривать фотографии дольше, чем при пролистывании ленты социальных сетей, и сможет помочь углубиться в искусство, подобно самому Барту, написавшему эссе благодаря лишь одной фотографии из семейного архива.