Юрий Ветютнев, кандидат юридических наук, преподаватель ВолГУ
В этом году исполняется 20 лет, как я начал преподавать в вузах. Этому предшествовало еще 15 лет школьного и высшего образования. За этот долгий срок мне довелось участвовать во множестве образовательных практик, как реальных, так и имитационных. Вынужден с сожалением признать: пожалуй, имитационных было больше.
Чтобы сразу предвосхитить вопрос о критериях, заверяю, что они предельно просты и, как говорится, интуитивно понятны. Во-первых, образование – это процесс, который тебя меняет. Если за день, за час, за год или за неделю ты остался тем же, каким был – значит, с тобой произошло что угодно, кроме образования.
Во-вторых, образование – это изменение, организованное другими по определенному замыслу. Помимо него, есть еще естественные изменения, будь то закономерные или спонтанные. Если у мальчика ломается голос и он начинает интересоваться девочками, это не результат образования, и ни одна школа не сможет записать это себе в заслуги.
Сложность в том, что процессы образования и развития идут параллельно, поддерживая или сдерживая друг друга. Поэтому многие, например, склонны отрицать, что литературному искусству можно научить, а приписывают это только врожденному таланту. Поэтому обучение взрослых – более благодарный объект для изучения, чем детское, где естественное развитие идет столь бурно, что различить собственно образовательные эффекты труднее.
Итак, образование – это дистанция между двумя состояниями человека, преодолеваемая путем специально организованных практик. Действует общий принцип: человек учится только тому, что делает. Единственный способ научиться плавать – начать плавать. Обучение заканчивается двумя путями: или он перестает делать то, чему учился, или продолжает, но способ его действия больше не меняется.
Самый распространенный способ имитации образования – когда оно подменяется рассказыванием. Такие педагоги утверждают, что они «дают знания». Но, во-первых, знание дать невозможно: это процесс личностный, который вырабатывается внутренне, как синтез понимания и запоминания; ни то, ни другое передать другому невозможно; максимум, что можно сделать – способствовать этому. Во-вторых, знание вообще не является центральным предметом образования. Мы ежедневно узнаем множество полезных и вредных сведений, часть из них откладывается в оперативной памяти, а некоторые – в долгосрочной; кое-что из них оказывает глубокое влияние на нашу судьбу. Но никто ведь не утверждает, что чтение новостей (какими бы важными они ни были), разучивание песен на гитаре, сбор данных для отчетности и тому подобные способы получения знаний – все это образование!
Собственно, даже те, кто свято верует, что образование есть передача знаний (а иначе как верой это представление не назовешь, ибо чаще всего оно не допускает ни критики, ни рефлексии – проверено в беседах с его сторонниками), интуитивно ощущает, что этого недостаточно, и дополняют это разными формами проверки, побуждая угрозой экзаменов, как правило, к механическому зазубриванию сообщаемого.
Здесь начинается другой вид ложного образования: изменения действительно происходят, но теперь мнимой оказывается их социальная полезность. Учащийся привыкает запоминать и пересказывать то, что прочитал или услышал. Некоторые достигают в этом деле больших высот и проносят свое мастерство через всю жизнь. Трудно спорить с тем, что когда-то это умение было крайне ценным, и люди были готовы тысячами собираться на площади, чтобы послушать того, кто видел своими глазами тексты римского права (именно так возник Болонский университет). Но времена меняются – конспектировать и повторять слова преподавателя стало абсурдом для того, кто в любую секунду имеет доступ к тем же знаниям через всемирную сеть, откуда преподаватель их же и берет, иногда дословно (многие проверяют на месте и очень веселятся).
Лже-образовательные практики стали обыденными, и на их фоне теряются настоящие – игра, диалог, творчество. Но, казалось бы, что за беда – ведь никто не обязан обучать других! А беда в том, когда происходит смешение реальности и подделки. Когда фальшивой валюты в обороте становится больше, чем подлинной. У имитационного образования появляется своя идеология и даже свой престиж. Но хуже того: не у всех есть время и желание разбираться в этих отличиях. Начинает казаться, что если ты получил бумагу о «получении образования» в каком-то месте, которое называется «образовательным учреждением», да еще и государственного образца – все, дело в шляпе, и какая тут еще рефлексия нужна?
Образование – это процесс, когда люди занимаются полезной деятельностью, не обладая нужными для нее качествами, но постепенно приобретая их. И для этого не нужны ни учреждения, ни экзамены, ни дипломы.
Наконец, еще одна черта имитационного образования – принуждение. Страданием, конечно, можно многому научиться, только опыт этот будет сугубо печальным, и повторить его никто не захочет. Поэтому, наверно, многие после обучения «работают не по специальности» — значит, образование было таким, что отбило интерес к своему делу… Реальное образование может быть только свободным.
Как писал Клайв Льюис в «Хрониках Нарнии», «сын мой, не пытайся плыть на Край Света с теми, кто этого не желает. Тогда ты заклятия не снимешь. Все должны знать, куда и зачем они плывут».