Автор: Владислав Гуренко
В 2013 году большое количество людей в интернете внезапно начало обсуждать жизнь и смерть южноафриканского политического и государственного деятеля Нельсона Манделы. Участники обсуждали, как африканский лидер скончался в 1980-м году. Многие коллективно вспоминали выпуски новостей, в которых говорилось о том, как он сидел в тюрьме и о факте его смерти. Казалось, в этой истории нет ничего примечательного. Однако, на самом деле, Мандела был выпущен из тюрьмы в 1990-м году, а скончался он в 2013 г. В итоге выяснилось, что большинство людей обсуждали совместные
ошибочные воспоминания. Такой социологический феномен и назвали «эффектом Манделы». В современной российской культуре подобное можно отнести к словам, которые якобы произнёс в 1999-м в новогоднюю ночь первый российский президент Борис Николаевич Ельцин: «Я устал, я ухожу». Однако Борис Николаевич не говорил этих слов. Он говорил: «Я ухожу в отставку». Фраза «Я устал, я ухожу» была шуткой на телепередаче КВН, которую произнёс со сцены Дмитрий Хрусталев. Но в коллективной памяти закрепилась именно формулировка из телепередачи.
Сейчас ведутся споры среди учёных относительно психологических или социологических предпосылок этого феномена, однако, если рассмотреть современную коллективную память, как надёжный носитель исторических фактов, тот «эффект Манделы» даёт понять, что эта память ненадёжна. Но можно ли довериться историческим источникам или историкам? Говорят ли они о фактах, или же сами они их интерпретируют?
Когда история стала восприниматься не как набор случайных рассказов, а именно как набор фактов? Древнего историка Геродота по праву называют «отцом истории». Однако английский философ Дэвид Юм «отцом истории» считал не Геродота, а именно Фукидида. Почему так? У Геродота история носит фрагментарный характер, которая представляет собой набор рассказов – «историй». Несмотря на то, что эти рассказы могут и не отличаться собой степенью достоверности, их наличие говорило о том, что каждый народ обладает своей особой и неповторимой историей, которую можно зафиксировать объективно. История Геродота носит сингулярный характер. Но именно композиционная, а не сингулярная история создаётся Фукидидом. Он предпринял попытку связать историю в фактическую целостность, в которой присущи причинно-следственные связи. Если в историческом процессе есть причина и следствие, то тогда философами справедливо задавался вопрос о первопричине, что неизбежно наталкивало на метафизическое прочтение исторической реальности. Подобное прочтение предпринял Аристотель, введя идею «телоса», христианские теологи систематизировали идею линейного времени и христианскую эсхатологию, Гегель ввёл принцип историзма и Абсолюта в истории, а Маркс редуцировал историю к социально-экономическим процессам.
Французский философ Мишель Фуко решил проблематизировать базовые принципы, которые устоялись в понимании и трактовки тех или иных исторических событий. Фуко как бы вопрошает: факт отображает сущность чего-то или сущность уже содержится в факте? И, вообще, при изучении истории, исследователь имеет дело с фактом или интерпретацией исторического события? Для обоснования своей идеи, Фуко в эссе «Ницше, генеалогия, история» использует концепт «генеалогия», который он заимствует у своего духовного учителя Фридриха Ницше. Ницше в книге «Генеалогия морали» определял генеалогию «как искусство забывать». Что это значит? Ницше описывает такой модус восприятия морали, который бы лишал мораль онтологического статуса. Морали как таковой не существует, следовательно, согласно Ницше, некорректно в рассуждениях о морали ставить вопрос о том, как возникла мораль и как она изменялась. В рамках этой позиции, в подобных вопросах, есть предпосылка об автономном статусе морали. Главная идея книги «Генеалогия морали» заключалась в том, что существует не мораль, а представление о морали в умах общественности, которое было навязано властными институтами. Таким образом, Ницше деонтологизирует мораль и сводит её к социальным практикам. Отсюда можно сделать вывод, что принцип генеалогии научает «забывать» безусловность метафизических конструкций. Генеалогия призвана десакрализировать миф и увидеть за мифологическим флёром навязанные дискурсивные формации. Согласно методологии Ницше, всякий продукт европейской культуры — порождение логики западноевропейского мышления, находящегося в состоянии декаданса. В рамках генеалогического метода задача «отучить» мысль от ложного проецирования человеческих ценностей на существо вещей.
Так, имея дело с историческими текстами, возникает вопрос: насколько достоверно описаны в них события?. Описанный выше «эффект Манделы» даёт понять, что доверять современной коллективной памяти не приходится. Возможно, имеет смысл доверять историческим источникам? Если начать читать известный исторический источник «Повесть временных лет», то сразу становится очевидным влияние библейского дискурса, учитывая, что источник начинается с описания событий всемирного потопа. Многие отечественные историки отмечают огромное влияние Ветхого Завета на написание источника. По мнению такого известного российского ученого, как И.Н. Данилевского, самой простой и наглядной формой, в которой библейские тексты и сюжеты присутствуют в летописи, является прямое цитирование Библии.
Так, автор «Повести временных лет», цитируя библейский текст, хотел придать российской истории христианский символизм. Например, знаменитые слова, с которыми под 6370 годом племена Северо-Западной Руси обращаются к варягам («Земля наша велика и обилна, а наряда в неи нѣтъ»), перекликаются со 111 псалмом («обилие и богатство в доме его, и правда его пребывает вовек» (Пс.111:3). Подобных отсылок к Ветхому завету достаточно много. Таким образом, можно сделать вывод, что несмотря на то, что «Повесть временных лет» хоть и является историческим источником, при этом видна его библейская ангажированность. При этом нет смысла обвинять в этой ангажированности авторов, ибо находить библейские параллели между историческими событиями, было частью средневековой летописной традиции.
Возможно, стоит доверять профессиональным историкам? Однако и тут историки расходились и будут расходится в оценках тех или иных правителей России. Достаточно упомянуть противоречивые взгляды на личность Петра I между В.О. Ключевским и С.М. Соловьёвым. Первый критиковал внешнюю и внутреннюю политику России, второй же позитивно оценивал его реформы.
Подобные проблемные моменты вынуждают исследователей не доверять слепо историческим источникам и историкам, а попытаться изучить язык повествования. Например, учитывать не только то, что говориться, но и то как говориться. Что умалчивается? Что осуждается, а что восхваляется? Подобные вопрошания имеет ввиду принцип генеалогии. На ряду с Ницше, генеалогию, как исследовательский принцип, использует в своих исследованиях, Мишель Фуко. Как работает генеалог? К этому специалисту приходит заказчик и просит его исследовать его родословную. Исследователь обратиться в архив, в музей, в библиотеку и прочие организации, дабы проследить родословную цепочку. Когда его работа окончена. Он отчитается заказчику тем, что тот смог отыскать. Где-то сведения будут обрываться, где-то нет. Но исследователь не был ангажирован никакой идеологией. Он исповедовал принцип «методологической честности». Так и должна работать генеалогия, по мысли Фуко. Она политических, религиозных и каких-либо других идеологических догм. Таким образом, генеалогия — это не поиск истоков и не построение линейного развития. Вместо этого она стремится показать множественное и иногда противоречивое прошлое, которое выявляет следы влияния власти на истину. Эксплицитность формулировок и содержание методологических установок генеалогии позволяют утверждать, что в рамках этого подхода Фуко осуществляет последовательный отказ практически от всех традиционных презумпций линейного видения исторического процесса.
Итак, каковы основные принципы генеалогии у М. Фуко?
- Генеалогия основывается на радикальном отказе от презумпции преемственности. Нет цели убрать один миф и заменить его другим, как это происходит, например, в политике. Генеалогия не претендует на то, чтобы повернуть время вспять и установить громадную континуальность, невзирая на разбросанность забытого. Она не ставит перед собой задачу показать, что прошлое все еще здесь, благополучно живет в настоящем, втайне его оживляя, предварительно придав всем помехам на пути форму, предначертанную с самого начала. В этом контексте событие определяется как феномен, обладающий особым статусом, не предполагающим ни артикуляции в качестве причины, ни артикуляции в качестве следствия, а определяется статусом «эффекта».
- Генеалогия ориентирована на отчетливо выраженный анти-эволюционизм. Целью работы генеалога, в отличие от работы историка в традиционном его понимании, отнюдь не является, по Фуко, реконструкция исторического процесса как тотальной последовательной целостности. Генеалогия игнорирует идею изначального предначертания. Генеалогический подход не только не предполагает, но и не допускает «ничего, что походило бы… на судьбу народа». Цель генеалогии заключается как раз в обратном, а именно в том, чтобы «удержать то, что произошло, в присущей ему разрозненности… — заблуждения, ошибки в оценке, плохой расчет, породившие то, что существует и значимо для нас; открыть, что в корне познаваемого нами и того, чем мы являемся сами, нет ни истины, ни бытия, но лишь экстериорность случая».
- Другой из важнейших презумпций генеалогии является отказ от идеи внешней причины. Именно в этом отказе Фуко усматривает главный критерий отличия генеалогии от традиционной дисциплинарной истории. Согласно Фуко «объективность истории — это… необходимая вера в провидение, в конечные причины и телеологию». Генеалогия трактует свою предметность как находящуюся в процессе имманентной творческой автономности. Подобным образом понятая «история с ее интенсивностями, непоследовательностями, скрытым неистовством, великими лихорадочными оживлениями» — и есть базовый принцип генеалогии.
- Случайное и вытесненное ценнее последовательного артикулируемого. По формулировке Фуко, «силы, действующие в истории, не подчиняются ни предначертанию, ни механизму, но лишь превратности борьбы… Они всегда проявляются в уникальной случайности события». Случайность ценнее последствия. Таким образом, тот кто применяет принцип генеалогии в исследовании становится похожим на психоаналитика, который наблюдает за речью пациента. В этой речи могут быть образы, которые вытесняются или не замалчиваются. Подобные вытеснения и интересуют исследователя. Например, эпоху Просвещения Фуко рассматривает как эпоху наложения дисциплины на знания. Именно в эту эпоху происходила сортировка знаний, при этом одни из них были дисквалифицированы и отброшены за пределы наук, а другие подверглись классификации, иерархизации и были включены строго определенным образом в формировавшуюся тогда систему наук. Интерес Фуко сосредоточен на отброшенных, дисквалифицированных знаниях, которые либо в силу своего локального характера, либо недостаточной научности были исключены из системы наук.
Сущностную роль в оформлении событийности играет, по Фуко, фактор непредсказуемой случайности, аналогичный по своим параметрам тому, что в синергетике понимается под флуктуацией. В парадигме отказа от логоцентризма традиционной метафизики Фуко утверждает, что случайность не должна пониматься как разрыв в цепи необходимых причин и следствий, нарушающий непрерывность триумфального разворачивания логики истории. Случайное следование друг за другом сингулярных флуктуации составляет те нити, которые служат основой событийной ткани истории.
Каким образом генеалогия повлияла на современную историческую науку? Помимо взаимного влияния на школу анналов, генеалогия исследовала дискурсивные формы, возникающие с целью осуществления контроля над семейной жизнью. Запрет священника, проецировался на практики общественного порицания и медицинские заключения психолога. Изучались медицинские трактаты, юридические документы.
Постепенно в результате такого анализа складывалась картина, демонстрирующая, каким образом моралистические сочинения священников и врачей, посвященные стратегиям проникновения в семейные дела, порождают дискурс, который уже в Новое время становится социальной, а затем и медицинской наукой о контроле над семьей. Разумеется, в прошлом оправдание дискурса семейного контроля сводилось к клерикальному морализаторству, и лишь позднее возникли такие формы, как социальная помощь и психологическое консультирование.
Важно отметить, что генеалогия повлияла и на политическую историографию. Историки, вслед за Фуко, рассматривают революции не в качестве государственного переворота, который, казалось бы, должен ослабить государство, а в качестве формы, наоборот, усиливающей государственную мощь. Помимо прочего, генеалогия оказало влияние переосмысление роли женщин в мировой истории и фундировала философские идеи феминизма.
В качестве вывода, можно заметить, что Фуко выступает с резкой критикой метафизики, совмещающей в себе идеи гегелевской тотальности и принципа историзма, которые позволяли верить в избранность того или иного народа (иудаизм), или класса (марксизм). Генеалогия не даёт чёткого алгоритма для исследователя, однако она предлагает оптику для исследователя, целью которого будет проблематизация исторической тотальности и исторической мифологии.
Литература
1. М. Фуко. Ницше, генеалогия и история // Философия эпохи постмодерна: Сборник переводов и рефератов. – Мн.: Изд. ООО «Красико-принт», 1996. С.74-97.
2. Ф. Ницше. Генеалогия морали. Спб.:Азбука, Азбука Аттикус,2015. 224 с.