Автор: Полина Погасий
Французский философ Мишель Фуко в своих поздних работах подробно анализирует особую форму речи — парресию (от греч. πᾶν «все» и ῥῆσις «высказывание, речь»). Парресия интересует автора в ее отношении к риторике, политике и философии. Но что такое парресия?
Слово парресия понимается в двух значениях: буквально как «свободная речь», «болтовня», когда высказывают всё и высказываются все, и как публичное высказывание правды, говорение истины о себе. Говоря о парресии во втором значении, Мишель Фуко выделяет следующие ее признаки: искренность, истина, опасность, критика и долг.
Что же делает человек, говорящий истину?
Парресиаст искренне говорит то, «что истинно, поскольку знает, что это истинно, и он знает, что это истинно, потому что это действительно истинно», применяя «самые простые слова и формы выражения, доступные ему». Такой человек идет на риск, высказывая истину о себе и о собеседнике, критикуя и себя, и его. Ведь не сказать парресиаст не может, ибо истина его долг.
Однако истина доступна не только парресиасту, скажем, учитель, мудрец, или пророк тоже говорят истинно. В чем различие между учителем, мудрецом, пророком и парресиастом?
Мишель Фуко на то пишет следующее: «паресиаст — это не пророк, который говорит правду, открывая грядущее от имени таинственного другого. Паресиаст — это не мудрец, который говорит о бытии и о природе (phusis) от имени мудрости, когда ему того захочется и опираясь на свое молчание. Паресиаст — это не преподаватель, наставник, человек сноровки, который говорит от имени традиции, tekhnê. Он не говорит ни о судьбе, ни о бытии, ни о tekhnê. Напротив, в силу того, что он рискует развязать войну с другими вместо того, чтобы укреплять связи, подобно тому как преподаватель крепит традиционную связь, [говоря] от своего имени и со всей ясностью, [и не так, как] пророк, который говорит от имени кого-то другого, [в силу того], наконец,[что он говорит] правду о том, что есть, — правду об отдельных людях и ситуациях, а не о бытии или природе вещей, — паресиаст пускает в ход правдивую речь о том, что греки называли êthos».
Так, парресия – это мужество говорить. Говорить так, как того требует истина.
Функционально парресия предстает как практика опасной критики, устанавливающей соответствие между словами и делами, отчет о себе или о другом.
Какой же человек способен на такое говорение?
Мишель Фуко, отвечая на такой вопрос, анализирует образ Сократа. Именно Сократ в его понимании занимает парресиастическую роль.
Сократ, сочетающий элементы, «относящиеся к мудрости, пророчеству и наставничеству», донимающий людей своими вопросами, «указывающий им на истину, призывающий заботиться о мудрости, истине и совершенствовании своей души».
Сократ, исследующий связь между образом жизни человека и речью об образе жизни, рациональным отчетом о жизни, между «bios’ом» и «logos’ом».
Гармонично ли то, как ты живешь с тем, что и как ты говоришь?
Мишель Фуко приводит следующий пример: в диалоге «Алкивиад I» в то время как друзья Алкивиада льстят ему, пытаясь добиться расположения, Сократ, рискуя навлечь на себя гнев Алкивиада, подводит его к следующей идее: прежде чем он сможет принять на себя заботу об Афинах, он должен научиться заботиться о себе.
В связи с разговором о парресии интересен разговор о весьма загадочном «Медном всаднике» Александра Пушкина. Произведение было опубликовано с цензурными изменениями уже после смерти автора. И только в 1904 году поэма была напечатана без цензурных правок.
Вот, что Валерий Брюсов пишет о сюжете «Медного всадника»:
«В повести рассказывается о бедном, ничтожном петербургском чиновнике, каком-то Евгении, неумном, неоригинальном, ничем не отличающемся от своих собратий, который был влюблён в какую-то Парашу, дочь вдовы, живущей у взморья. Наводнение 1824 года снесло их дом; вдова и Параша погибли. Евгений не перенёс этого несчастия и сошёл с ума. Однажды ночью, проходя мимо памятника Петру I, Евгений, в своём безумии, прошептал ему несколько злобных слов, видя в нём виновника своих бедствий. Расстроенному воображению Евгения представилось, что медный всадник разгневался на него за это и погнался за ним на своём бронзовом коне. Через несколько месяцев после того безумец умер».
Итак, Евгений, мечтавший о женитьбе на Параше, о детях, потерявший мечту безумец, обращается к памятнику того, кто основал город, который «из тьмы лесов, из топи блат вознесся пышно, горделиво»:
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
*Ужо тебе!..».
* межд. Выражает угрозу, обещание доставить неприятности, отомстить
Евгений, отчитывающийся о своей жизни мечтой:
«Жениться? Мне? зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно;
Но что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…»,
произносит слова угрозы, определяя адресата как «чудотворного строителя». Является ли парресией проговоренная мечта о мести?