Автор статьи: Антон Александров
Часть первая. ГУЛАГ в розовых тонах
Мы привыкли воспринимать Фуко, как эталонного критика репрессивных практик. Поэтому тезис «Вопрос о ГУЛАГе должен ставиться в позитивных терминах» припишем кому угодно, но только не ему. Однако это заявил именно Мишель Фуко.
Собственно, почему мы решили понимать французский постструктурализм исключительно, как некролог по нашей свободе? Настолько ли ужасна та самая тотальность власти, которой мы пугаем наших детей? И чужих, кстати, тоже.
Да, Фуко продемонстрировал нам очевидную динамику репрессивности и подавления. Власть сюзерена, потом «дисциплинарная власть» и, наконец, «биовласть». И, казалось бы, из этой спирали подавления не вырваться. Однако почему мы упорно отказываемся замечать позитивную динамику? Ведь даже согласно Фуко тотальность обратно пропорциональна репрессивности!
Если во времена Д’Артаньяна вас пытали и публично отрубали голову, то на следующем этапе лишь «надзирают и наказывают». Разве это не прогресс? И вот наступает эпоха «биовласти», при которой только надзирают, но уже почти не наказывают.
Или все-таки наказывают?
Фраза – «ты не модный» – звучит, как приговор. Но почему, разве сама мода карает? Ну, действительно, ведь Юдашкин к вам не приходит и не тыкает вас мордой в грязь, а Кира Пластинина не выписывает штрафы за диссонанс вашей шляпки и сумочки?
Однако мы пятой точкой чуем, что наказание за неправильную шляпку неизбежно, а, значит, репрессивный аппарат все-таки существует. Но где он прячется, этот самый аппарат, за счет чего функционирует, какая у него мотивация?
И тут Фуко выходит во всем белом и объясняет нам, что никакого аппарата нет и в этом весь ужас происходящего. Ибо аппарат можно сломать, его можно саботировать, от него, наконец, можно убежать. Но, что если власть исходит от всех людей и вещей, которые тебя окружают? Или более страшная гипотеза о том, что власть исходит от языка, на котором ты говоришь.
Можно убежать от людей и даже избавиться от вещей – такие практики известны. Однако от речи не скрыться, не потеряв при этом человеческий облик.
И здесь перед нами встает гамлетовский вопрос – что важнее: речь или свобода? Какую цену мы готовы заплатить за возможность коммуникации с себе подобными? Проще говоря – ГУЛАГ или одиночная камера?
Как это ни парадоксально звучит, но Мишель Фуко выбирает ГУЛАГ!
Часть вторая: Забыть Фуко
Мы привыкли воспринимать власть, как порочный «избыток» социальности. Однако Фуко прямым текстом говорит нам о том, что реальность намного страшнее, переворачивая на 180 градусов привычную модель базиса\надстройки.
Власть – это не надстройка и не «избыток». Власть – это, что существует до всякого «социального» и является его первопричиной. Наоборот, именно социальность является позитивным «избытком» власти.
Первое человеческое слово – это имя предка, которое выкрикивает обезьяна, признавая невидимую и тотальную власть этого самого предка над собой. Таким образом социальность является прямым следствием подавления и именно поэтому «Вопрос о ГУЛАГе должен ставиться в позитивных терминах».
Как раз в этом контексте Бодрийяр и предлагает нам «Забыть Фуко», разоблачая соблазнительный дискурс о репрессивных практиках.
«Дело в том, что у Фуко власть занимает место желания. Она присутствует там точно так же, как у Делеза и Лиотара — желание: власть, очищенная от всей негативности, всегда уже здесь, она — сеть, ризома, преломляемая до бесконечности смежность.»
И действительно, тотальность ризомы, как микрополитики не вызывает сомнений, а вот к тотальности подавления есть вопросы. Не потому ли у нас есть возможность говорить о репрессиях, что никакой репрессивности больше нет?
Общество Потребления – это не что иное, как симулякр социальной иерархии. И поэтому даже репрессивность здесь с приставкой «микро». Ведь на самом деле в консьюмериате все равны. У этого проклятого судьбой класса нет властных полномочий, он ничем не управляет, ничего не производит и ни на что не влияет.
Потребитель не претендует на реальную власть, довольствуясь иллюзией того, что он выше по статусу всех тех, кто также занимается утилизацией «нужных» вещей, но в меньших количествах. Проще говоря, внутри общества потребления социальная иерархия воспроизводится симулятивно — лишь для удержания баланса управляемости.
Киберпанк незаметно стал нашей обыденностью и сегодня, когда пространство реального производства и государственного управления стремительно схлопывается, общество потребления остается самым эффективным способом управления.
Практики дисциплинарного потребления удерживают массы в подчинении, позволяя поглощать ресурсы в неограниченных количествах (для этого потребление с необходимостью переходит в виртуальную реальность). Однако кроме лояльности от нас требуется еще кое-что. Запрет проникать во второй, скрытый контур власти, где осуществляется реальное управление.
«Классические» дисциплинарные практики породили когда-то производство, экономику и, собственно, государство эпохи Модерна. Об этом еще задолго до Фуко рассказал нам Макс Вебер в своей «протестантской этике». Однако почему этика в нашем сознании воспринимается только в позитивном контексте, а власть исключительно в негативном?
Ведь, по сути, этика, как совокупность моральных принципов, и власть – это одно и тоже. Смеем ли мы в таком случае заявить о том, что власть этична??
Это (вопреки самому себе) и говорит нам Фуко: ничто не действует по принципу репрессии, все действует по принципу производства – ничто не действует по модели подавления, все действует по модели освобождения.
Да, потребление тотально, как паноптикум из ночных кошмаров Фуко, который следит за нами из всех возможных микроскопических точек социального. Однако даже подобный либеральный ГУЛАГ или, как говорили в XX веке – «концлагерь демократии», предоставляет нам шанс.
Шанс заглянуть за занавес, где нас встретит долгожданная свобода, реальная власть и настоящая репрессивность.
Жертвуя столь малым, мы приобретаем столь многое. Не об этом ли мы всегда мечтали?