Авторы: Валерия Копанева, Юрий Ветютнев.
В этом году в традиционной летней философской школе в Крыму две недели мы с друзьями работали с текстами-идеями М. Фуко. Каждый из участников взял по 1 аспекту из творчества французского философа, так что под конец летней школы было ощущение всестороннего и объемного изучения. Погружение в логику Фуко состоялось. Теперь мы предлагаем вам лишь некоторые наработки из коллективного дайвинга.
Признать и признаться — два понятия, сходство которых, на первый взгляд, может показаться случайным совпадением.
Однако различие только в том, что меняются субъекты и объекты признания: в первом значении субъект и объект признания – это разные лица или вещи, во втором значении субъект и объект совпадают (т.н. «признание за что-либо» и «признание в чем-либо»).
Второе значение признания (confession) происходит от глагола “признаться”, т.е. объектом признания являются рефлексия, чувства, мысли, переживания, события, происходящие с самим субъектом.
М. Фуко в труде «История сексуальности. Признание плоти» раскрывает два вида признания в чем-либо – экзомологеза (публичное признание) и экзагореза (признание-экзаменовка). Экзомологеза предполагает публичное покаяние, но не просто на словах, но и в действии, поэтому часто экзомологеза была демонстративна и преувеличенность стонов, плача, криков, молитв, эмоций и убогого внешнего вида только поощрялась: «оно обозначает некоторую «дисциплину», некоторый образ бытия и жизни, режим, регулирующий «habitus atque victus» {лат. привычки и жизнь}: «…в это время следует быть одетым в рубище и лежать в пепле, загрязнив тело нечистотами, а дух погрузив в сетование, и с горечью размышлять о своем грехе; чаще поститься и творить молитвы, днем и ночью стенать, плакать и вопиять к Господу, Богу твоему. Следует повергаться пред пресвитерами, преклонять колена пред возлюбленными Божиими, пред всеми братьями стараться снискать ходатайство об исполнении нашего прощения. Всё это составляет публичное исповедание {экзомологезу}, предназначенное для того, чтобы сделать угодным покаяние»[1].
В отличие от экзомологезы, механизм экзагорезы – признания-экзаменовки — является приватным, в рамках него монах-послушник на исповеди берет обязательство высказывать признание в помыслах и душевных переживаниях: «Наиболее очевидной особенностью экзагорезы является то, что она направлена не на деяния, а на движение помыслов, о которые, правда, могут быть и воспоминаниями о совершенных поступках, и проектами на будущее. Тем не менее именно помысел — > мысль сама по себе, cogitatio — является целью экзаменовки»[2].
Почему важно экзаменовать именно «движение помыслом», а не деяния? Фуко объясняет такую логику тем, что послушание предполагает контроль со стороны духовника, у которого послушник просит разрешение на каждое действие, и поэтому деяния более прозрачны, чем мысли, а значит, необходимо проводить исследование помысла прежде, чем совершить действие.
Вторым основанием для такого акцентированного внимания на помыслы (cogitatio) является тот факт, что монах стремится к диалогу с Богом через молитвы и размышления, соответственно, необходима чистота и порядок в мыслях, чтобы Бог стал доступен, т.е. экзагореза и аскеза приближают монаха к Богу.
Экзагореза способствует размыканию субъекта признания, которое, в свою очередь, является одним из условий признания как феномена, т.к. разомкнутость позволяет участвовать в обменных процессах, как символических, так и материальных.
Открывание помыслов помогает и отказу от своей воли, от автономности, которая способствует гордыне: «…Прежде всего, постоянная экзаменовка-признание сопряжена с такой же постоянной обязанностью послушания. Всё, что происходит в душе, вплоть до мельчайших ее движений, [следует поверять другому] именно для того, чтобы достичь совершенного послушания. Не только самый, казалось бы, незначительный поступок, но и самый мимолетный помысел не должен ускользнуть от власти другого. И неукоснительное послушание во всем тоже призвано не дать внутреннему миру человека замкнуться в себе и, возгордившись своей автономией, поддаться соблазнам обманчивых сил, которые в нем обитают. Общая форма послушания и постоянная обязанность экзаменовки-признания непременно идут рука об руку»[3].
Фуко подчеркивает, что в экзагорезе важно не только признание в проступках, но что задача признания-экзаменовки шире: «ее задача беспредельна — всё глубже проникать в тайники души; выслеживать без упущений и чем раньше, тем лучше все помыслы, даже самые малоприметные; выуживать секрет за секретом, подбираясь всё ближе к самым корням. Для этого труда нет ничего несущественного, и он не ограничен никаким пределом. Практика экзаменовки-признания должна двигаться вниз по склону, бесконечно влекущему человека к мельчайшей, почти неразличимой частице самого себя»[4].
Фуко расчерчивает оси признаний с их характерными различиями:
- Ось приватного/ публичного: на первом этапе послушник совершает признание перед священником тет-а-тет и просить признать его греховность, на втором этапе послушник подтверждает свою греховность публичным раскаянием, предстает перед другими людьми и священниками в пепле, призывает их вместе рыдать и стонать, что превращает действие в коллективный ритуал;
- Ось словесного/ несловесного: экзагореза подразумевает обязательное устное изложение своего греха, в то время как экзамологеза больше ориентирована на жесты, позы, звуки и любую невербальную проявленность;
- Ось юридического/ драматического: юридический аспект признания касается изложения фактов греха, оценки их степени тяжести и назначения длительности покаяния. В то время как драматический аспект подразумевает интенсивное проявление покаяния, невозможностью количественно рассчитать степень вины и грехопадения, главное – это преувеличенно каяться;
- Ось объективного/ субъективного: признание носит объективный характер в той части процедуры покаяния, когда грешник идентифицирует собственный грех, описывает его, но в то же время в практике экзомологезы важно не столько выразить свой грех, сколько продемонстрировать состояние грешника, его метания, переживания, сложные чувства и т.д.
Таким образом, исторический пример с экзагорезой и экзомологезой важен для того, чтобы продемонстрировать сложность понятия признания: что его следует понимать не только как ситуацию, когда один участник признания осуществляет признание, адресуя его другому участнику, но и что участником признания может быть индивид, который сам для себя осуществляет признание тех помыслов, которые становятся материалом для самоисследования: «Перед нами нечто иное, нежели словесное признание совершенных проступков. Экзагореза — не то же самое, что признание на суде. Она не является частью механизма юрисдикции, s не служит способом, с помощью которого нарушитель закона может признать свою вину, чтобы добиться смягчения наказания. Экзагореза — это труд, призванный открыть не только другому, но и самому о себе то, что происходит в тайниках и непроглядных темницах сердца. Она стремится дать просиять в качестве истины тому, о чем еще никто не ведал»[5].
Для монаха, практикующего экзагорезу, данная практика была инструментом для борьбы с искушением, дьявольскими происками, а значит и для поиска истины (веридикцией). Но нельзя сказать, что практикующий экзагорезу делает это в одиночку или исключительно для себя. В итоге макроцель данного трудоемкого процесса заключается не в том, чтобы «суметь утвердиться в господстве над собой, и даже не для того, чтобы осознать себя в своей самотождественности»[6], а в том, чтобы прийти к режиму созерцательности и открыть в себе присутствие Другого.
Ключевым аспектом понятия признания-экзаменовки является истинность. Фуко предлагает концепт «правдоизречения», который наиболее точно отражает суть не только такой частной формы признания, как экзагореза, но и признания как такового: «Это испытание должно на всем своем протяжении проявлять истину. Позднее, в средневековом покаянии, признание приобретет форму «правдоизречения» {«dire vrai»} как перечисления совершенных грехов, но пока всё покаяние целиком должно представлять собой «правдоизречение» или, вернее (поскольку роль изречения в данном случае характерным образом ограничена в пользу жестов, поступков, образа жизни), «правдоделание» {«faire vrai»} — правдоизъявление метанойи: раскаяния, умерщвления плоти, воскресения к жизни истинной. Однако задача этого принципиального для покаяния «правдоделания» заключается не в том, чтобы вспомнить совершенные грехи, не в том, чтобы установить идентичность субъекта или определить меру его ответственности. Оно представляет собой не способ познания себя и своего прошлого, а, скорее, проявление разрыва — временного разрыва, отречения от мира, взаимозамены жизни и смерти»[7].
Почему важен именно критерий истинности? Потому что признание может состояться только при условии, что субъект признания сам верит в то, о чем или о ком он рассказывает, однако если вдруг участник признания заведомо говорит ложь или не верит в сказанное, то это перестает быть признанием, а становится, например, лицемерием, расчетом, угодничеством и другими формами услужливости или даже манипуляций с целью получить выгоду.
[1] Фуко М. История сексуальности 4. Признания плоти. М. : Ад Маргинем Пресс : Музей современного искусства «Гараж», 2021. С. 103.
[2] Там же. С. 143.
[3] Фуко М. История сексуальности 4. Признания плоти : пер. с франц. / Мишель Фуко. — М. : Ад Маргинем Пресс : Музей современного искусства «Гараж», 2021. С.
[4] Там же. С.
[5] Фуко М. История сексуальности 4. Признания плоти. М. : Ад Маргинем Пресс : Музей современного искусства «Гараж», 2021. С.
[6] Там же. С.
[7] Фуко М. История сексуальности 4. Признания плоти. М. : Ад Маргинем Пресс : Музей современного искусства «Гараж», 2021. С.