Автор: Семен Малышкин
В далёком 2020-м, когда во многих регионах ещё бушевал
коронавирус, а власти продлевали режим самоизоляции, я впервые стал
частью Летней школы проекта «Интеллектуальные среды». Как водится,
каждый год организаторы задают тематическую рамку для участников. И в
этот год нам предстояло говорить об игре. В то время я ещё был студентом 3-
го курса бакалавриата, ещё имел мало отношения к философии права,
философии и праву. Я был озадачен тем, как из того, что мы проходили в
университете – сухих и строгих юридических формул с налётом
бюрократизма, отрывочных знаний о философии, наспех прочитанных
«Человека играющего» Йохана Хёйзенги и «Игры и люди» Роже Кайуа
составить интересный часовой доклад для участников летней школы. Что из
этого получилось, вы можете послушать в группе «Интеллектуальных сред».
С тех пор я не возвращался к теме игры и права, но здесь хотел бы обобщить
основные выводы того своего доклада.
Я построю своё изложение на сравнении свойств игры и проявлений
права. И начну я с тезиса Й. Хейзинги, что игра представляет собой
некоторое обособленное от обыденности пространство и время. Например,
футбол проходит на особым образом организованном пространстве (поле,
ворота, разметка), в организованное ограниченное время (2 тайма по 45
минут), особыми людьми (футболистами, поделёнными на команды) и задаёт
особые правила взаимодействия в этом пространстве и между этими
игроками.
Характеристика обособленности характерна и для права. В качестве
примера, иллюстрирующего это заявление мы приведём процессы над
животными в Средние века. Дореволюционный юрист Я.А. Канторович
провёл целое исследование об этом. Например – дело против мышей,
которые опустошили поля, в связи с чем против них было возбуждено дело.
Однако, на суд они закономерно не являлись [1, С. 21-23]… На этом основании я делаю
вывод о сходстве игры и права по признаку отстранённости от обыденности.
Вы можете сказать, что сейчас-то наше современное просвещённое
общество уже далеко от средневековых предрассудков, и право не
занимается такими абсурдными делами. На этот счёт я тоже могу возразить,
что и в настоящее время отстранённость права от обыденности сохраняется,
но не в плане содержания юридических практик, а в плане их
процессуального оформления.
Эта отстранённость проявляется при разрешении основного вопроса в
праве – о субъектах, которые в нём взаимодействуют. Субъектами права
являются не люди, как вы могли подумать. Субъекты права – это «лица»
–физические и юридические. Лицо в данном случае можно назвать
метафорой, которая уходит корнями в римское право. Там субъекты права
обозначались как persona. А persona, в свою очередь, переводится как
«театральная маска». Иными словами, в праве фигурируют не сами люди, а
отдельные статусы, роли, имена и функции, которые не могут быть в полной
мере сведены к реальным людям.
Самостоятельность игрового статуса человека проявляется, например, в
авторском праве. Так, право автора на имя (1267 статья ГК РФ) является, по
сути, бессрочно охраняемым, поскольку даже после смерти автор
произведения не изменяется, а посягательства на него могут происходить.
Поэтому автор в каком-то смысле бессмертен для права.
Из этого фундаментального различия реального человека и «лица»,
«персоны» следуют и многие другие проявления отстранённости права от
обыденности. Например, юридические процессы. Юридические процессы
предполагают особый порядок совершения действий его участниками,
ограниченный круг их участников с фиксированными статусами. Например,
в уголовном процессе мы необходимо встречаем стороны обвинения и
защиты, состав которых зафиксирован в уголовно-процессуальном
законодательстве. Им предписаны особые ограничения действий, которые
чётко разграничивают «игровую» область. Например, статья 75 УПК РФ
делает невозможным использование доказательств, которые собраны с
нарушением норм уголовного процесса.
Вне контекста судебных процессов «игровое пространство» права
также оказывается чётко регламентированным. Тому служат земельное и
градостроительное законодательство. Территория государства оказывается
поделённой на секторы, земельные участки, зоны, особые территории,
которые пересекаются между собой. Благодаря этому устанавливаются
правовые режимы для каждого из секторов, разные порядки пользования
ими. Наглядный пример, к которому каждый может обратиться, – это
публичная кадастровая карта. Не выходя из дома. любой может посмотреть,
как устроено это «игровое пространство» [2].
Предложенное рассуждение о праве как игре встретило критику
участников летней школы. Возражение сводилось к тому, что право
получалось тотальной игрой. Игрой, которая захватывает все сферы жизни и
понуждает участвовать в ней тех, кто не хотел бы в ней участвовать. С одной
стороны, это противоречит таким характеристикам игры как лёгкость,
добровольность участия, компактность. Эти признаки были выведены
участниками летней школы в урочное и внеурочное время – в частных
обсуждениях.
С другой же стороны, сам Й. Хейзенга указывал на тотальность как
признак игры. Эта мысль его не так просто улавливается, но общий смысл
его тезиса состоит в выведении игры на некоторый трансцендентальный
уровень. который выходит за рамки только человеческого и материального
мира: «Игру нельзя отрицать. Можно отрицать почти любую абстракцию:
право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Можно отрицать серьезность. Игру
– нельзя». Видимо, это и позволяло самому Й. Хейзенге утверждать о том,
что судебные процессы являются формой игры: «Арена, игральный стол,
магический круг, храм, сцена, киноэкран, судебное присутствие — все они
по форме и функции суть игровые пространства, то есть отчужденная земля,
обособленные, выгороженные, освященные территории, где имеют силу свои
особые правила».
Источники
- Канторович, Я. Процессы против животных в средние века. — СПб., 1898. — 58 с.
- Публичная кадастровая карта // Сайт Росреестра. — URL: https://pkk.rosreestr.ru/